Сибирские огни, 1928, № 1

— Но, ведь, баба разбила,—робко заметил секретарь. — Ну, и что из того, что баба!.. А если б она ему по глазу ногтем задела?.. Человек на всю жизнь бы кривой остался. Секретарь не сдавался: — Но, ведь, все из-за пустяка... Какое нам дело, наконец, до того, по- женились они на завалинке без ЗАГС'а или нет. — Дело не в завалинке,—поморщился тов. Гельфенд:—ты смотри глуб- же. День урожая, советский праздник, новый быт... И вдруг наша советская учительница устраивает пьянку!.. Ну, хотя бы учитель—другое дело... А то— женщина. Мерзость! Честного хлебороба это возмущает. Он пишет в стен- газету. Правда, неумело пишет. Может быть, выпячивает те моменты, о ко- торых лучше бы умолчать, но можно ли его винить? В этом виновато наше невежество. Хорошо, дальше. Крестьяне читают, смеются... Общественное зло у позорного столба. Посмотрим, как же реагирует девица Добрышева. Вместо того, чтобы написать опровержение, сходить в ячейку, она восстанавливает свою честь рукоприкладством... Дикость какая! Хамство! Тов. Гельфенд повертел чикуновское письмо в руках и сказал: — Нет, тов. Зенков, скажу по совести, плохо ты деревню знаешь... Из этой корреспонденции мы такого шуму наделаем, чертям тошно станет! Хотя тов. Гельфенд деревни и совсем не знал, но секретарь не стал возражать. Он взял чикуновское письмо и ушел доканчивать разборку почты. А редактор принялся строчить передовую о гонении на красноярского сель- кора Чикунова. IV. Красноярские мужики—Седловский, Широченко, Козлов и Глоба—от- бывали в исправдоме наказание за конокрадство. Просидели они каждый по полтора года с лишком и были досрочно освобождены, за переполнением ис- правдома: в губернии проводилась борьба с конокрадами, и арестованных са- жать было некуда. Местные власти, правда, возбудили ходатайство в центре об отпуске средств на постройку нового исправдома, но из центра ответили: «Задача советской власти строить школы, клубы и электростан- ции, а вовсе не тюрьмы. Средства отпущены не будут». Исправдом был набит до отказа, и когда пригнали новую партию ко- нокрадов—старых пришлось досрочно освободить. Под этот счастливый слу- чай как-раз и попали красноярские мужики. Вернулись они домой поздно вечером, и прихода их никто не заметил, кроме приказчика из потребиловки, ходившего ночевать к жене Козлова— толстой, дородной бабе, которой, по ее словам, трудно было жить без мужика. Когда Козлов подошел к избе, он заметил в окно полюбовника, лежав- шего на кровати в одних исподних. — Э-ге,—усмехнулся криво Козлов и притаился на дворе. Он выждал, когда в избе загасили огонь и, сняв сапоги, пошел в сени. Залаяла собака, но, признав голос старого хозяина, умолкла. Козлов знал, что дверь можно открыть ножом—она плотно не доходила до косяка. Осто- рожно, взявшись за скобку, он просунул лезвие ножа в щель и приподнял крючок. Дверь была открыта, надо было только тихо ее отворить. Он послу- шал минуту: в избе скрипела деревянная кровать и придушенно сопела его дородная баба. — Ишь, лахудра,—подумал Козлов и тихо открыл скрипнувшую дверь. Кровать стояла во второй половине избы, и он на цыпочках, стараясь не шуметь, стал пробираться к постели. Спички были у него в руках, и он готов был в любой момент зажечь огонь.