Сибирские огни, 1928, № 1

ЗУБКОВА В. Ф.—У меня два брата были у белых, там в России. Чо они пони- мали? Ничо. Как баранов, их погнали на войну неизвестно, за что. Вот так же, надо быть, убили или повесили на проволоке, как в книжке людей контромили, кончали... Билизовали их. Они шли. А б е з с е р д ц а шли... Офицера Рагимова я задавила бы в первую очередь. Его правило жизни («Па- дающего толкни»... продажа знанию, кому угодно... А. Т.) самое подлое, самое сквер- ное. Он хуже Мотовилова. Тот за свое дело был герой, а Рагимов—продажная душонка... От речей писателя в озноб кидает. Тут часто страшно. И не только страшное описание, но и художественное. ...Пилят партизаны тайгу... И «шаль тайги». Сразу тебе все маячит... Я считаю, что «Два мира» будут слушать люди всякого возраста. И всем она будет интересна. Хоть ты кто будь. КОРЛЯКОВ И. Ф.—Это—не простая книга, а история колчаковской тирании. Раз- делить ее по частям и напечатать по всем книжкам, которые идут школьникам. Наши дети и комсомольцы не видели тяжести борьбы за свободу. Они плохо эту борьбу представляют. Так пусть же из «Двух миров» узнают про нее. Пусть, чтобы не счи- тали они труды отцов, их борьбу чепухой... О книге много-много можно сказать, но всего не скажешь. Одно скажу: для наших потомков она—самая нужная, самая первая книга. Всем слоям деревни, а особенно отсталым, ее нужно предложить читать в обя- зательном порядке. А то у нас еще много таких типов, которые ничего, кроме своей разверстки, не ценят. Они не знают, что некоторые люди отдачи за революцию по- больше разверстки... Рассказано все очень живо. Фразы, кого-бы писатель ни обрисовывал, точные. А уж офицеров он до точки знает. Весь тон ихних слов! Верно! Сейчас у меня такое состояние на организме, будто я сам был партизаном и только что вернулся с битвы. Все нервы перекручены... На читке книги я каждым моментом, каждой мыслью автора дорожил. Писатель ненужные мелочи нам не давал, а самые сильные случаи описал. Судьба всех героев интересует. О них думается. Барановский, мне кажется, не закон- чен... Неизвестно, что с ним было, когда он попал к красным? Как они отнеслись к нему и к Фоме? Конечно, я не могу сказать, что лучше этого писателя нет, что нет книги худо- жественнее этой. Есть. В «Двух мирах» есть шершавости. Не все под лак подведено, но... все чересчур сильно изображено!!! Какая-то везде грузность и грубость... Мягко нюнить нельзя было тогда. Была жестокая борьба, люди были грубые, безжалостные. Так писатель это и выразил... Сам же писатель не был тогда груб и не был мягок. А сила! хорошо бы на сцене поставить некоторые картины из книги. По-моему, у нас можно сыграть сцену-—в церкви и пир у Барановского... Мне думается, не надо к этой книге ничего подбавлять. Пусть она идет в де- ревню так, как есть... Про смех говорят... Он, правда, есть, но кто тут вздумает сме- яться? Не весело от этого смеху! БЛИНОВ Е. С.—Бывало, на войне так приходилось. Сидишь в окопах, и вдруг снаряд около тебя—шлеп! Будто и засмеешься: промахнулся, мол. А на самом деле тебе совсем не смешно. Такой же смех и в этой книге... СТЕКАЧОВ Т. В.—Тут всякое место представлено так, что голова вверх лезеч. Кто был на войне и п р и г а л т а л с я к опасности, тот еще так-сяк терпел, а кто не видал военного аду, тот натресся при чтении. Я и сам думал, что белые бесчинства и партизанщина везде прошли, как у нас. Верил, что белые не так безобразили, как про них рассказывал кое-кто. А послушал: не то. Теперь видна мне вся их невыносимая картина, все нутре. Заметил я и одну неверную штуку. В курятнике-то... Жестиков насильничал над Машей. Что насильничал—верно. Но чтоб хвалиться он стал Чубукову—не знаю. Пусть хоть он и не знал, что Чубуков—партизан и родня Маше.... И своему Жестиков не станет так хвастать. Да еще больной. Не живет так, по-моему... Написана книга умно: с перебоями... Не все под ряд пущено ужасное. Тут идет жуткое, а тут и именины со смешком, с шутками. Первая сцена начата сражением. Она сразу поражает читателя и слушателя. Убита семья Жаркова, убито много крестьян... Все валяется на дороге: самовары, трупы детей, мужчин и женщин, всякое добро!.. Спервоначатья меня это обдало жаром. Есть места и послабже. Как и было. По жизни писано. Из всех этих событий какой-нибудь такой писатель... много бы лишнего раз- дул. Напихал бы в книгу и того, чего не было. Старался бы подделать из пустяка кра- соту. А тут без лишних прибауток описано. Без стружка ловко отделано. У доброго плотника и без стружка чисто выходит. Украшения в рассказах есть, но там, где надо, к месту. Смотри-ка, у костра-то... вши, вонь, грязь, больные люди и тут же—дети. Как цветы, говорит, выросшие на навозе. Разве это не красиво?!. Где надо, там и