Сибирские огни, 1928, № 1

чинает застывать в найденных формах и достигнутом мастерстве. Его апогей, его вер- шина позади. Путь Маяковского характерен для футуризма в целом*). Таким поэтам, как Асеев, у которых было меньше и темперамента, и содержания, работа над агиткой принесла вначале пользу: она дала им то содержание, которого нехзатало их беспред- метной формальной поэзии (так газ надувает сжавшуюся оболочку шара или в о з д у х - пустую шину). Но и они впоследствии вынуждены были повторяться и закостеневать в най- денных приемах при извне заимствованном «содержании». Так, занявши пустое место, освободившееся после гибели старой литературы, добившись на время господства в искусстве, футуризм и CJM постепенно превратился в пустое место, выветрился, свелся к нескольким застывшим догматам и формальным канонам. Но это не значит, что он не сыграл своей исторической роли. Она прежде всего заключалась в том, что футуризм очистил русскую литературу от большей части того мусора, который был нанесен символизмом и родственными ему течениями. Но футуризм оказал сильнейшее влияние на последующую литературу не толь- ко своим отрицанием, которое, впрочем, шло гораздо дальше, чем следует, и из от- рицания символизма перешло в отрицание всего искусства прошлого. Современная поэзия несет на себе неоспоримый отпечгток его поэтики, его приемов, даже его на- строений. Из его школы вышел конструктивизм. Его воздействие испытали на себе и пролетарские поэты (Безыменский, Обрадович). Правда, это влияние ослабевает с каждым годом, и еще вопрос, насколько оно—факт положительный. .. Если футуризм и обагатил поэзию рядом новых приемов, то ведь не надо за- бывать о таких его особенностях, как эксцентризм, «разорванное сознание», крайний индивидуализм, словесное фокусничание, обо всем этом недобром футуристском на- следии, которое современной поэзии приходится с трудом и напряжением преодоле- вать в себе. V. Весь «устный» период русской литературы проходит под знаком футуризма. С футуризмом тесно связан и имажинизм, типичное порождение «кафейной» атмосферы. Имажинизм г : был однороден по составу. В нем можно было различить две группы. Одна включала в себя большую часть имажинистского «актива» (Шершене- вич, Мариенгоф, Ивнев). Это была группа «городская», едва ли не урбанистическая по своей окраске и настроениям, группа, так сказать, деклассированных интеллиген- тов, т.-е. интеллигентов, утративших какую-нибудь определенную социальную уста- новку. Часть из них имела уже длительный стаж з школе Северянина и проделала всю ее эволюцию, ее путь приспособления к мещанству. Теперь укрепившиеся было социальные связи были снова порваны резолюцией, и освобожденные от оков проч- ных классовых зависимостей поэты вступили во вторую богемную стадию. Другое крыло имажинизма было сзязано с крестьянством (Есенин). Правда, и здесь богемные черты давали себя чувствовать очень заметно, но все же социаль- ные связи в творчестве Есенина сказывались несравненно сильнее, чем, например, у Мариенгофа. Общность богемных настроений сблизила Есенина с «городским» ядром имажинизма; совершенное отличие их общественной основы заставило их в конце- концоз разойтись... Можно себя спросить, каким образом на третьем году революции, в период ожесточеннейшей гражданской войны, сумело возникнуть, развиться, занять видней- шее место в литературе такое «направление», как имажинизм, изысканное по форме, богемное по настроениям, лишенное твердой общественной установки? Эксцентриче- ская школа, воскресившая рекламно-скандальные приемы довоенного футуризма, от которой ясно попахивало тлением? Дело опять было в том, о чем мы уже зыше гово- рили. Искусство временно оказалось без прочной социальной основы. Не успел еще появиться новый массовый читатель, связанный с художником и контролирующий его, который бы занял место исчезнувшего старого потребителя. Колесо литературы вер- телось в холостую. Небольшие круги интеллигенции, преимущественно столичной, уцелевшие остатки богемы, молодежь, только начинающая знакомиться с искусством или приходящая в какое-нибудь «Стойло Пегаса» просто для того, чтобы поглазеть на писателей—зот эта текучая, неустойчивая среда посетителей литературных кафэ и диспутов почти одна только питала, поддерживала, направляла поэзию тех лет. Для нее были уже непереносны стихи Бальмонта и рассказы Чехова, но эксцен- тризм Шершеневича или Мариенгофа еще приятно щекотал ее нервы. *) Имея в виду «левый», т.-е. переменивший с революции свою установку футуризм.