Сибирские огни, 1928, № 1

столько в революционности, сколько в том, что в «агитке» работа поэта сводилась*) к словесному оформлению уже готового и несложного идеологического «материала», а это вполне отвечало формальным тенденциям футуризма. Можно спорить, допустим ли такой чисто формальный подход даже к агитке, и насколько удачно получалась она у футуристов, но одно то, что футуристы не отшатнулись от «агитки» и стали ее культивировать, явилось уже большим преимуществом для них. Гражданская война привела к сильнейшему сокращению литературного произ- водства. Перестали выходить журналы, выпускалось очень немного книг... От печата- ния писатели бывали вынуждены перейти к зачитыванию своих произведений перед аудиторией клуба или кафэ. Начинался устный, «кафейный» период русской ли- тературы. Футуристам, с их установкой на звук, на декламацию, с их привычкой к сло- весным дракам и выработанной долголетней практикой скандалов непринужденно- стью, эстрада оказались особенно подходящей. Отныне их производство идет по двум линиям: агитационной и «кафейной», при чем определяющей является, конечно, ка- фейная. «Кафейная» аудитория становится на время опорой искусства, правда, опорой шаткой, неустойчивой, слабой, но по необходимости замещающей старую разрушен- ную основу, пока не образовалась новая прочная социальная база. Эта текучая ауди- тория, на три четверти интеллигентская, изменчивая, жаждующая эксцентризма и но- визны, скоро выдвинет и раструбит имажинизм, ее специфическое порождение, но до известного срока, она служит не плохой питательной средой и для футуризма. Футуризм побеждает потому, что обстоятельства складываются для него необы- чайно благоприятно. Прежние его противники, старое стабилизованное искусство, раз- метаны революцией, приведены к молчанию. Новые соперники не успели еще наро- диться. Зачатки пролетарского искусства слишком слабы, чтоб их принимать в рас- чет, как серьезную силу. На поле битвы остается один футуризм. Ему не с кем бороться. IV. Характерной чертой футуризма того времени (как и всего революционного перио- да/является гипертрофия теории. Он гораздо деятельнее в области теоретических постро- ений и полемики, чем в области художественной «практики», непосредственного твор- чества. В сущности революционный футуризм первых трех лет (1918-20) заключался в двух поэтах: Маяковском и Вас. Каменском, между которыми и вокруг которых вился целый рой теоретиков. Прочие поэты-футуристы присоединились лишь позже (как Асеев и Третьяков) или так и остались в стороне, продолжая прежнюю линию работы (Хлебников, Крученых). И если дореволюционный футуризм никак нельзя было свести к Маяковскому, то футуризм 1918-20 г. г. почти целиком покрывался фи- гурой этого крупного поэта. Когда речь заходила о том, что же собственно дал фу- туризм, как революционное течение, его теоретики немедленно указывали на Маяков- ского, на его «Мистерию-Буфф», «Войну и Мир», революционную лирику. Революция застала Маяковского в расцвете, в апогее его творчества. Никогда— ни прежде, ни позже—не было у него таких плодозторных лет, как 1915-17—годы соз- дания «Облака в штанах», «Флейты позвоночника», «Человека», «Войны и Мира». Именно тогда Маяковский развернулся во всю ширь. Быстрыми шагами взбирается он по лестнице своего развития. К 1917 году он ее прошел уже почти до конца. Ему оставалась только одна ступенька. И этой ступенькой явилась «Мистерия-Буфф». «Мистерия Буфф» обозначала переход поэта от богемно-анархического бунтар- ства к отчетливой революционной целеустремленности. И в этом было ее положитель- ное значение (потому-то ее и можно назвать дальнейшей, т.-е. более высокой ступенью в его эволюции). Но она в то же вреся явилась началом его замыкания в элементар- ную агитку. А это было началом упадка Маяковского, как художника. Агитка—несом- ненно законнейший (а иногда и нужнейший) вид искусстза, но когда она делается единственным его видом, она приводит искусство к обеднению. Во всяком случае, Маяковского она обеднила. Он обладал слишком сильным художественным и бунтар- ским темпераментом, он нес в себе слишком большой груз личного, индивидуалисти- ческого содержания, чтобы он мог без ущерба для себя втиснуться в тесные рамки агитки. То, что Пунин назвал его классицизмом**), являлось на деле его стабилизацией, остановкой в росте и развитии. После «Мистерии Буфф» Маяковский ничего принци- пиально нового не произвел. Некоторое время его творчество сохраняет еще тот грех, который присущ его лучшим годам (1915-17 г. г.), что особенно проявляется в не- больших лирических вещах («Наш марш» и «Ода революции»). Но постепенно оно на- *) Или могла быть сведена. **) «Искусство Коммуны».