Сибирские огни, 1928, № 1

Почему же так случилось? Почему произошел такой скорый и почти полный па- ралич старой литературы? Самый как будто простой и естественный ответ: inter a rmae silent musae*). Время острой гражданской войны мало подходит для развития литературы. Не потому (или не только потому), что «музы» напуганы шумом оружия. Исчезают необ- ходимые материальные условия для литературного (и вообще художественного) «про- изводства». Резко уменьшается количество журналов и печатаемых книг. Энергия ре- волюции уходит на непосредственную борьбу с врагом. Нет возможности уделить до- статочно знимания и материальных ресурсов искусству. Хозяйственная разруха лишает его не только нужных средств производства, но и потребителя и т. д., и т. д. Все эти и аналогичные им обстоятельства несомненно об'ясняют многое. Но не все. Нашлись же в дореволюционном искусстве группы, которые сумели, не только со- храниться в огне гражданской войны, но и развернуть свою деятельность в значитель- но более широком, чем прежде, масштабе (футуристы). Далее—если дело было толь- ко в гражданской войне и связанных с ней сугубо «материальных» фактах, как разру- ха и т. д. и, значит, паралич старой литературы язляется временным, то почему же он не прошел, когда минула гражданская война и постепенно исчезли пресловутые факторы? Старая литература погибла потому, что революция разрушила тот социальный базис, на котором она выросла. Чем дальше шло ее развитие, чем дальше уходила она от рубежей 1905 г., при- ближаясь, не подозревая о том, к другим грозным рубежам: войны и второй револю- ции, тем больше теряли з удельном весе и влиянии ее радикальные и народнические группировки, и тем все большее значение получало буржуазно-окрашенное ядро. 1905 г. явился здесь переломным моментом. Наступившее вслед за ним торжество символиз- ма—первое в русской литературе торжество откровенно-буржуазного направления. «Героический» период русской литературы кончился уже тогда, сколько покойный Вен- геров не уверял в обратном. Она стала «европеизироваться», и кто знает, до какой сте- пени европеизации сумела бы она дойти, если бы революция 1917 г. не прервала этот «естественный» процесс. Не то, чтобы она сделалась вся политически-реакционной. В царской России, стеснительной даже для буржуазии, трудно было не сохранить хотя бы легкую оппозиционную окраску. Но технически-умелая и обогащенная завоевания- ми европейского мастерства, эстетствующая и кокетничающая мистицизмом, она свое внимание обращала в сторону личных проблем и все больше избегала общественных мотивов. Тот революционный, протестующий, общественный пафос, который был так характерен для русской литературы и так удивлял иностранцев, понемногу исчезал из нее. Она становилась похожей на среднюю, «нормальную», стабилизованную евро- пейскую литературу времен упадка: все, как в самых лучших домах. Подобное искусство оказалось, конечно, меньше всего созвучным революции. Расхождение между ними—«ножницы»—было гораздо больше, чем, например, в 1905 г. За 12 лет, протекших между обеими революциями, искусство развивалось как-раз в та- ком направлении, которое увеличивало угол расхождения. Оно связало себя с буржуа- зией. Оно теснейшим образом приросло к этой социальной сзоей основе. Естественно, что когда революция разрушила основу, она тем самым разрушила выросшее на He|j{ искусство. Последнее слишком стабилизовалось, перетерпело слишком сильный про- цесс буржуазного перерождения, чтоб суметь приняться на новой почве, срастись с революцией. Расхождение между ними было непримиримо. Ш. Старая литература погибла иг из-за разрухи, расстройства производственного ап- парата и т. д. (хотя и это имело значение), а потому, что разметан был социальный ба- зис, на котором она возникла. Почему же сумел сохраниться и даже расцвести футу- ризм, занимавший один из флангов, пусть и крайний «левый», этой литературы? Правильное разрешение вопроса дает Л. Д. Троцкий. Футуризм сумел принять- ся на новой почве потому, что зетер революции захватил его не сложившимся, не ус- певшим пустить прочных корней в буржуазную «общественность», молодым и не при- знанным, только боровшимся за «место под солнцем». Он еще находился в «богем- ной», оппозиционной стадии развития. Революция в первые свои годы, в периоде острой гражданской войны, требова- ла подчеркнуто-агитационного, плакатного, лозунгового искусства. Ни одна из школ старой литературы не была приспособлена—даже не в силу настроений, а в силу ме- тодов работы, подхода к искусству, взглядов на него—к «агитке». Наоборот, футури- сты только приветствовали такую плакатную, лозунговую поэзию. Дело было не *) Когда говорит оружие—молчат музы.