Сибирские огни, 1928, № 1

V. Еще несколько дополнительных соображений о дурном сочинительстве. В русском переводе появились романы Марселя Пруста—«В поисках за утра- ченным временем», «Под сенью девушек в цвету». Романы Пруста очень труд- ны для усвоения. Они исключительно психологичны; между прочим, в них да- ется замечательное изображение процесса припоминания. Для писателя при- поминание имеет гигантское значение. Художник должен обладать незауряд- ной образной памятью. Романы Пруста поучительны в том отношении, что в них писатель с исключительной тщательностью и правдивостью воспроиз- водит, с помощью каких средств, методов он заставлял себя припоминать та- кие мелочи из далекого прошлого, какие, казалось бы, безвозвратно погибли для памяти. Вот, например, один из выводов Марселя Пруста, касающийся про- цесса припоминания: «Когда от недавнего прошлого ничего уже не осталось, после смерти живых существ, после разрушения вещей, одни только более хрупкие, но бо- лее живучие, но более невещественные, более стойкие, более верные з а п а х и долго еще продолжают, словно души, напоминать о себе, ожидать, надеять- ся, продолжать среди развалин всего прочего, нести, не изнемогая под его тяжестью, на своей, едва ощутимой, капельке огромное здание воспоми- нания». Путем длительного, упорного, постоянного упражнения, наблюдений над собою, усилий Пруст довел припоминание до предельной виртуозности. Чита- тель в самом деле убеждается, что автор не выдумывает, а правдиво восста- навливает драгоценнейшие картины и события из своего детства и юности. Если с этой точки зрения присмотреться ко многим произведениям наших со- временных писателей, то не трудно будет убедиться, насколько поверхностна и случайна бывает у авторов творческая работа припоминания, как бледны, тусклы эти воспоминания и как много в них надуманного и неправдивого. Из современных художников слова образной памятью больше всех наделен, по- жалуй, Максим Горький; правдивы также: «Повесть о многих превосходных вещах»-—А. Толстого, «Детство и юность Алпатова»—Мих. Пришвина. VI. В «Былом и думах» Герцен писал: «Ничего в мире не может быть ограниченнее и бесчеловечнее, как оп- товые осуждения целых сословий по надписи, по нравственному каталогу, по главному характеру цеха. Названия—страшная вещь... Это—убийца, говорят нам, и нам тотчас кажется спрятанный кинжал, зверское выражение, черные замыслы, точно будто убивать—постоянное занятие, ремесло человека, кото- рому случилось раз в жизни кого-нибудь убить. Я имею отвращение к лю- дям, которые не имеют, не хотят или не дают себе труда итти дальше назва- ния, перешагнуть через преступление, через запутанное, ложное положение, целомудренно отворачиваясь или грубо отталкивая». Суждения по надписи вообще свидетельствуют о большом скудоумии, но в искусстве они бывают прямо гибельными. Искусство конкретно. Общее, ти- пичное в искусстве обнаруживается лишь с помощью и при посредстве осо- бенного, индивидуального, неповторимого. Произведение искусства перестает быть убедительным и художественно правдивым, как только эту конкрет- ность изображения подменяют «суждениями по надписи». У нас таких подмен сколько угодно. Чаще всего к таким и подобным подменам прибегают благо- даря убогому толкованию классовой точки зрения. У нас постоянно смеши- вают суб'ективные чувства, мысли и настроения изображаемых героев с их действительным значением в жизни. Поэтому и полагают, что капиталист