Сибирские огни, 1928, № 1

дожественно-правдивыми, изображайте, описывайте, рассказывайте только то, что должно быть, не может не быть в данных условиях; избегайте не толь- ко все сомнительное, смутное, запутанное, но и то, что может быть, а может и не быть, лишь одно безусловное и общезначимое создает подлинно-правди- вое произведение и лишь этот «прием» достигает верной цели: произведение искусства тогда долговечно и созвучно не узкому кругу людей, а миллионам людей. Не надо думать, что толстовский «прием» легок; наоборот, он—самый трудный: наиболее элементарные свои состояния мы обычно не замечаем, они слишком привычны и слишком первичны. Нет сомнения, Толстой, как и всякий иной художник, сочинял, и, может быть, гораздо больше, чем это кажется с первого взгляда. Но художествен- ная выдумка Толстого заключалась в своеобразном комбинировании материа- ла, в его отборе и отсортировке, согласно тому методу, о котором говорилось выше. Могут возразить еще, что есть другой путь, путь Достоевского. Да, такой путь есть, путь изображения сложнейших психологических узоров, проник- новения в сокровенные, в темные недра человеческого духа, путь художе- ственного эксперимента, доведенного до крайности. Что можно ответить на такое возражение? «Могий вместить, да вместит». Достоевский мог вместить, но творческий путь Достоевского и более узок; несмотря на свою гениаль- ность, Достоевский не имел и, вероятно, не будет иметь такого широкого вли- яния на читателей, какое имел и имеет Толстой. Кроме того, едва ли можно сомневаться в художественной правде у Достоевского; не даром ученые, пси- хиаторы и психологи утверждают, что разные болезненные состояния, при- падки эпилепсии, кошмары, бредовые и полубредовые ощущения, не говоря о прочем, описаны Достоевским с такой точной протокольностью, что могут помещаться в учебниках. Символизм, футуризм, имажинизм, конструктивизм, космизм, ритми- ческая проза, «смещение плоскостей», пышное изобилие самых красочных, самых причудливых образов, эпитетов, азиатская пестрота и живописность, увлечение сказом, стилизацией, хитроумнейшие сюжеты «шиворот навыво- рот», плакатность, митинговость, «индустриализация» и «электрификация» стиля, а в итоге часто—огорченный, оглаушенный, недоумевающий либо ску- чающий читатель. «Сколько их, куда их гонят?». Да, мы готовы сдаться, го- товы признать свое невежество, свою непосвященность в тайны школ и групп, готовы прославить их представителей и застрельщиков, но все же мы сомне- ваемся. Хорошо, превосходно, но нет уверенности—было ли непременно так, как о том повествуют и пишут стихи, или эта непременность отсутствует? И футуризм, и имажинизм, и космизм, и смещение плоскостей, и многое дру- гое имеют свои исторические оправдания, свои несомненные заслуги. Наша со- временная литература самобытна, в ней содержится много поучительного, в ней нет гнилостного застоя и безыдейности, за последние годы наша литера- тура сумела привлечь к себе внимание обширных читательских кругов, и все- таки она не приблизилась к нему вплотную. В чем же препятствия? Причин много. Изрядной долею эти причины надо искать в том, что искусству наших дней все еще нехватает художественной правдивости. Для того же, чтобы ее было больше в числе всего остального, нам следует твердо помнить завет Тол- стого—изображать только то, что непременно, безусловно бывает, и избе- гать не только всего сомнительного, но и того, что" может быть, но может й не быть. Нужно помнить, что пришел новый, низовой читатель, ему толстов- ская простота ближе замысловатых, затейливых приемов, пора усвоить, что художественная выдумка не имеет ничего схожего с той психологической и всякой иной отсебятиной, которою нас совсем нередко награждают, да еще требуют благодарности, признаний и восхвалений.