Сибирские огни, 1928, № 1

ствительного организма и их действительных интересов, их представления от их реального содержания». Точно так же обстоит дело и в частной, в личной жизни человека. Марксизм—наука. Пролетариат не нуждается в «иллюзиях мира». Утверждая, укрепляя страну советов, пролетариат впервые практиче- ски делает скачок из царства необходимости в царство свободы, из области господства стихии в область разумного руководства общественным развитием; «о именно поэтому его руководители, его теоретики, практики, его художни- ки обязаны трезво, с полной дальновидностью и ясностью уметь определять удельный вес сознательного и бессознательного в общественной и индивиду- альной жизни прошлого, настоящего и нового будущего. IV. В современном художестве много выдумывают и часто занимаются со- чинительством самого дурного тона. Пишут романы и повести о графах, о князьях, о сенаторах, которых ни разу не видели, не наблюдали в их быту, пишут о старых подпольщиках, не зная ни подполья, ни прежней революцион- ной обстановки, пишут об английских лордах, об американских миллиардерах, не имея о них никаких представлений, кроме тех, которые вычитаны и заимствованы (а иногда и сворованы) из книг, из публицистических статей, изображающих Индию, Китай, Австралию, Англию, не побывав в них, описы- вают исторические события и людей, не вникнув в эпоху и не зная ее, фанта- зируют о будущем, как кому заблагорассудится, сочиняют стихи о героиче- ских битвах, о подвигах, не умея вложить пачку патронов в винтовку, зани- маются психологическими анализами, философствуют, обладая умственным багажом блаженной памяти Кифы Мокиевича, поучают, как надо быть «идео- логически выдержанным», располагая лишь одними талантами и развязностью Хлестакова. Даже лучшие, наиболее талантливые и строгие художники не- редко позволяют себе прибегать к сомнительным выдумкам. Читатель сплошь и рядом испытывает чувство недоверия, неуверенности. Писатель не убеждает, не побеждает его до конца. А в этом «до конца» в искусстве вся суть дела. Искусство' не терпит полупобед, полууспеха, оно не знает отступлений, оста- новок, его оружие приятно, но всевластно, оно не допускает ни восстаний, ни даже возражений: диктатура искусства безусловна, непререкаема. А этого-то как-раз часто у нас и нет. Да, превосходно, умно, живо: может быть, так и нужно изобразить вот это событие и этого человека, как изобразил их ху- дожник, может бьгть, но, может быть, обо всем этом следует написать и по- иному. Возможно, так и было, но, возможно, и не было. И верится и не ве- рится. Нет чувства, нет сознания, когда с радостью, с восхищением, с благо- дарностью к автору думают:—вот она—настоящая правда, и иначе нельзя на- писать; я сам видел, смутно переживал то, о чем рассказал писа- тель, удивительно, как все это просто и понятно и как это не замечено мною раньше!—Бор. Пильняк—очень талантливый писатель; я хочу верить в его западничество, но он отнюдь не убеждает меня в нем, как художник. В превосходном, хотя несколько и растянутом романе Леонида Леонова «Вор» можно сомневаться, действительно ли Митя ушел к дровосекам; я не знаю, не уверен, подплывал или нет селезень к замерзающему крестьянину, чтобы со- греться, как о том повествуется в одном из рассказов у Всев. Иванова; я не уверен так же, в самом ли деле у Гладкова в «Цементе» отдавалась Даша пар- тизанам из-за любви к общему революционному делу; и даже у Бабеля есть страницы, не всегда убедительные. Что же сказать о таких надуманных про- изведениях, как повесть Юрия Либединското «Завтра», о таких, поистине фан- тастических и вне литературы находящихся вещах, как роман Малышкина