Сибирские огни, 1928, № 1

гак убоги психологические анализы и оттого произведения не захватывают, не подчиняют себе. Читатели нередко спрашивают, что именно конкретно надо понимать под художественным изображением человека со всеми его подсознательными намерениями, помыслами и поступками. На это ответить очень не трудно. В третьем томе «Войны и мира» Л. Н. Толстой таким образом рассказывает об атаке эскадрона Николая Ростова в местечке Островне: «Ростов своим зорким, охотничьим глазом один из первых увидел этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе под- вигались расстроенными толпами уланы и франзуские драгуны, преследую- щие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой малень- кими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями. Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу. — Андрей Севастьяныч,—сказал Ростов,—ведь их мы сомнем. —• Лихая бы штука,—сказал ротмистр,—а в самом деле. Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее». Описывая дальше атаку, Толстой рассказывает: «Через мгновение лошадь Ростова ударила грудью в з ад лошади офицера, чуть не сбила его с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу». Вот гениальный образец изображения гениальных индивидуальных и коллективных бессознательных чувств и действий. Ростов знал, что ударить на драгун нужно «сию же минуту», что этот удар в «сию же минуту» опро- кинет врага, он знал так же: «одну», «сию же минуту» упустить никак нель- зя. Знал это и ротмистр, и весь эскадрон, потому-то они и двинулись вперед, не дождавшись команды. Откуда такое точное, такое безошибочное знание? На это нет и не может быть логически, разумно осмысленного ответа. Знание это подсознательное, инстинктивное. И мы, читатели, тоже не можем ра- зумно об'яснить, почему нельзя было пропустить «одну минуту», почему эскадрону нужно было атаковать французов, не дожидаясь команды, и, одна- ко, мы чувствуем, что это так и было и иначе быть не могло. Таких изображений у Толстого можно найти сколько угодно. Вся эпо- пея «Войны и мира» написана Толстым с целью показать силу бессознатель- ного в истории человеческого общества.—«В исторических событиях,—за- являет Л. Н. Толстой,—очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и чело- век, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значе- ния. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью». Одним из гениальных художественных типов, созданных Толстым, не- сомненно, является Платон Каратаев. Платон—стихиен, он живет бессозна- тельной жизнью. «Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная убедительность»; «он пел песни не так, как поют песенники, знающие, что их слушают; но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему были также необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться, или расходиться»; «его слова и действия выливались из него так же равномерно,