Сибирские огни, 1928, № 1

тие—хаос. Дабы скрыть и «заговорить зубы страшному и глупому зверю», че- ловек силой своего воображения и ума наделяет природу красотой, находит в ней порядок, сочиняет законы и т. д., словом—наши ощущения имеют лишь суб'ективное значение. Это ошибочная точка зрения. От нее прямая дорога к философскому и художественному солипсизму. Товарищ Горький, несомненно, прав, когда он говорит, что красота—в душе араба, финна, Левитана, и что понятия о кра- соте у эллинов иные, чем у Геккеля. Но «в душе» араба, финна, Левитана за- ключены и их теоретические познания мира, и познании эти заманчивы,, как и понятия наши о прекрасном. Вопросы совсем не в том, что красота в душе араба, а в том—соответствует ли этой «красоте в душе» нечто реальное, не- зависимое от нас. Мы утверждаем, что красоте в душе может соответствовать красота в природе, во вселенной подобно тому, как нашим научным, отвле- ченным, разумным представлением о мире может соответствовать мир, как он есть. Наши понятия о прекрасном более суб'ективны и непостоянны. Это прав- да. Но эта правда не меняет существа дела. Во вселенной нет ни абсолютного хаоса, ни абсолютного порядка, но она существует и видоизменяется на осно- вании известных открываемых и усвояемых нами законов, следовательно, в космосе есть относительный порядок, относительная гармония. И этот поря- док и эта гармония могут постигаться не только нашим разумом, но и нашими чувствами, т.-е. создавать в нас впечатления прекрасного. Наше разумное по- знание помогает нам успешно вести борьбу со стихиями и силами природы, но такую же помощь оказывают нам и наши представления о прекрасном. И в том и в другом случае практическая деятельность общественного человека про- веряет и испытывает на опыте и наши отвлеченные познания мира и наши представления о красоте. Финн наделил красотой свою суровую, угрюмую страну, арабу представления о красоте финна, вероятно, покажутся странными. Но араб может переселиться в Финляндию, освоиться в новых для него усло- виях жизни, и если не ему, то его потомкам мало-по-малу понятия финнов о красоте их страны станут более близкими, родными и понятными. Арабу труд- но жить со своими понятиями о прекрасном в Финляндии, но так же трудно и необычайно жить и финну, например, в Египте. Кто из них прав? Оба пра- вы. Нет истины вообще, нет красоты вообще. Всякая истина конкретна, всякая красота правдиьа в соответствии со временем и с местом. Представления о пре- красном финна и араба разнолики, но вид самума и на араба, и на финна про- изведет, вероятно, одинаково антиэстетическое впечатление; и 1 арабу, и фин- ну землетрясение, скажем испытанное ими в Крыму, покажется грозным, страшным и отнюдь не прекрасным; и самум и землетрясение одинаково губи- тельны и для того и для другого. И потому эти их понятия о красоте и о безо- бразии будут иметь об'ективный смысл. Подобные соображения, конечно, т. Горькому вполне известны.. Едва ли он будет возражать и против утверждения, что наши субъективные ощу- щения могут быть и об'ективными. Но это рационалистическое представле- ние о космосе художника далеко не всегда совпадает с его эмоциональным, подсознательным восприятием мира. В произведениях последних лет у Горь- кого с особой силой и настойчивостью начинает звучать мотив о космосе, как о страшном, глупом и бессмысленном звере, как о «хаосе мрачной разобщен- ности». И это часто понуждает писателя забывать об истинах, казалось бы, несомненных. Вопрос о прекрасном затронут нами не случайно. Художественная прав- да, как и правда научная, существует «в душе», но не только «в душе»-— художественное произведение правдиво, если ощущения и представления, ко- торые оно в нас возбуждает, соответствует действительной «природе вещей»,