Сибирские огни, 1928, № 1

— Ух-х!! Сволочи!.. Злоба зверем обезумельим металась в груди, душила, обрывая дыхание. — Нас, сволочи, канпотом отравленным кормят, а сами наварили, на- пекли, стервы!!... Слова раскалывают воздух, и он железными обломками рушится, расши- бая все тело. Продолжая ругань, скрылись с хлебом. В темной комнате жадно ели. Дверь кто-то открыл. Маруська, странно с'ежившись, протянула руку. — Мальчики, а нам хлебца дайте! Ванька швырнул булку к ногам. — Ишь, заметила. Маруська радостно шмыгнула, громко хлопнув дверью. Сгрудившись, девчата хихикали, глотали черствый хлеб. Громадная, грудастая Фроська Бу- лгакова свинцовым басом рассказывала матерные сказки. Отрезав от булки черный ломоть хлеба, Маруська подала знак девча- там, чтобы молчали, и подошла к Гриневич. Прихлынувший поток злобы за- лил черноту зрачков жутким пламенем. — Эй, вы, тилигенка, не изволите ли хлебца откушать? Булгакова, вытаращиз овечьи глаза, размазала на лице что-то наподо- бие улыбки. Стараясь заглушить грохот своего голоса, она напряженно сжи- мала челюсти. — Маньк, табаку, табаку!.. Козявину ей в нос. И, нерасторопно переваливаясь, полезла в сундук. Маруська щелкала языком и слабыми пальцами скручивала из газеты папиросу. Широкий конец цыгарки зажгла, узкий вдернула в нос Гриневич. Людмила рванулась. На синих бескровных губах желтый дым повис кло- чьями. В широких бездонных глазах бешено заметался разбитый ужас. Горя- чий дым душит, перекручивает горло: — Ой, бо-о-о-льно-о-о!.. ... Колька выплюнул заплесневелый хлеб и, стукнув кулаком по столу, выругался длинно, грязно: — Што жа, ребята, долго терпеть еще будем, а?! Эти сволочи гуляют, из комунского жарят, пекут и жрут, а мы глядим. Рази это правильно?! Да?! Рыжий Ванька, скручивая цыгарку, равнодушно заметил: — К чему это ты? Без-толку! Колька, размахивая руками, исступленно закричал: — Как к чему! Что же мы, глядеть должны? Заявить надо! — Куда заявить-то? —В губоно. Оно этим -ведает. Худой, желтый парень гнетущим голосом смазал: — Нашел то же, да там сволочь на сволочи сидит. Все, брат, там друг за дружку,-—И в подтверждение своих слов он ожесточенно сплюнул.—Надо уж итти, так в другое место. — Куда в другое-то, в губоно надо. Последнему наперекор рыжий: — В губоно? А ты пойдешь!.. — А чо, думашь, струшу? Пойду! Колька решительно встал. — Ну, кто в губоно со мной пойдет?! Все молчали. Колька скривил узкие губы и закричал злобно: