Сибирские огни, 1928, № 1

— Что лезете, хулиганье!.. Рьгжий Ванька рассмеялся ей в лицо и большой шершавой ладонью про- вел по груди: — Закройся, тилигенка, и сопли утри! Колька видел, как странно отшатнулась Людмила и, взмахнув рукой, ударила Ваньку по щеке. Ванька, как бык, нагнул голову и бросился на нее, но потом почувство- вал, что кто-то сильно схватил его за волосы, жестко рванул в бок и отшиб в сторону. Жадно раскрывая большой рот, извернулся змеей, но, увидев Коль- ку, только разразился бешеным потоком ругани. Кольке было скучно и почему-то обидно. Маленький носатый парнишка, напевая песенку, покровительственно хлопнул его по плечу. — Скушно, Колька, да? Давай базланем, чтоб кисло с пресным переме- шалось, а то чо жа? Им, сволочам, весело, а нам нет! Мишка подыграется. Предложение носатого понравилось, быстро сговорились. Девчата вошли в раж, но в это время пианино резко изменило мелодию. Левый угол дружно ошарашил зал. Смела-а-а, товарищи, в но-о-о-гу! Духа-а-а-м окрепнем в борьбе-е-е! Вальс раскололся, разбился вдребезги. Маруська высоким голосом дре- безжала. — Что это за безобразие, что за безобразие!.. Колька, стукнув комлястым кулаком по шее, прекратил вскрики о бе- зобразии и пуще прежнего начал восхвалять товарищей. Ворвалась потная, гневная Мария Панкрат ьевна. — Ну, как ©ы смеете, хулиганье! Вы расстраиваете всю эту стройность. Мишка упорно, тяжелыми, точно целы, руками обмолачивал зерна зву- ков грохочущей песни. Носатый парнишка, ради озорства, щелкнул по выключателю кулаком. Темь густо саданулась в окна. Темнота визжала, ревела, и весь этот визг опутывал тонкий, как бечев- ка, голос Марии Панкратьевны. — Что это такое, что это такое, но, ведь, это безобра-зие-е-е!.. — Тс... тише...—хрипел Колька,—ты, татарва, тише. Абдрахман мялся в брызжущем смехе, а пугливый вспых зрачков пря- тался за длинные ресницы. — Кулька, откуда нащнем? — Откуда, откуда, да тише ты, разбудишь, дура. Девчата, раскинувшись в жаркой истоме, наполняли комнату разноголо- сым гуденьем. Ребята тихо ползли между топчанов, лазили по сундучкам, расковыри вая гвоздями замки. Хлеб, кренделюшки, шанюшки тут же глушили десятками и набивалч карманы. Около Гриневич Колька остановился. Голубой блеск луны расплавил золотые волосы. Они стекали по плечам, вздрагивая ослепительными волнами. Розовый свет мягко струился по коже. Колька вздрогнул, сумасшедший бой сердца разлил по телу горячий приступ радости. Рядом с Людмилой раскинув руки, с голой грудью лежала Маруська. Грязные бугры посинелого мяса вдавились Кольке в глаза, смяли лунную ра- дость. Пригнувшись, точно сверху кто-то давил на плечи, вышел.