Сибирские огни, 1927, № 6

ТИТО ВА А. И.— Все описано справедливо. Старина без гвоздей, без машин. Интересно, а есть— сумно, грустно. Степаниду жалко. Маялась... Ч уж ую беду рассу­ дить легко, сидя на лавке, а ей вот как пришлось! Живность есть в сказе, как череп прясло целовались, с подойником-то. Так тут ясно доказано, что так и рассказал бы знакомым! Свежее все шибко. Должно, разгорится писатель. Есть у него в голове. С Т Е К А ЧО В М. И.— Надо ему не сбиться с путя. Когда видят, слышат эти писа­ тели самое жизнь, ну, и выходит у них рассказ хороший. А потом— как станут из своей головы выдумывать, то ум у них и расступается, а рассказ расползается. БО ЧА РО ВА А. ГГ.— Жалко Пантелея. Сирота. Ошербашила его Степанида. Хочь опять мослы гложи. А она— тверда! И ей прискорбно... Никакой в письме ошибки нету. З У Б К О В А В. Ф .—Тревожное впечатление. Торжество внутренности есть от рас­ сказа. Видно, все очью. Красиво, и разговор праведный. Ш И ТИ КО В Д. С.— Эх, пожар антиресно, значит, пущен! Зайчики-то, зайчики! А горы и леса!? Подробно о Караульной гриве обсказано. Историческое, значит, тут идет. Другие писатели есть— хорошее слово одно, а двадцать ненужных намажут, а у этого каждое слово много смысла имеет. С Т Е КА ЧО В Т. В.—Тихо описано, не резко, а залазит под шкуру. Маленько упу ­ щено: потерялись как-то инженеры, потом шагнули сразу 1,ерез три года на конце, завод уже работает. Пристал, видно, писать. С краю подробно, подпослед— нет. НОСО В М. А.— Максим со Степанидой в тумане на конце рассказа. Видимости здесь много: старик выходит к столбу, нюхает воздух, Степанида грудь переваливает через прясло, хоть спектакль ставь! Д Ж Е К А Й Л О Ф. Ф .— Хочет пояснить, какое туповство еще в народе! Писатель с добром взял за бока нашего брата. Т ут гнал он два рассказа: про завод и про се­ мейную жизнь. З У Б К О В А В. Ф .— Рассказ понять дает: сколько ни жги, Артамон, сколько ты ни супорствуй казне, ничего ты ей не сделаешь. Муха с медведем борется. Так и Артамон с казной. Ш И ТИ КО ВА М. Т.— Конец сокращен. Впечатление и нерадостное, и не грустное, обыкновенное. Это не плохо. Но привыкли мы к этому. Охота послушать рассказ с необыкновенным приключением... Пантелей не думается таким растепой. Он — красноармеец. ГЛ А Д КИ Х А. И.—Другие писатели стараются выдумать что-нибудь необыкно венное, чтобы удивить читателя, а у них не выходит совсем. А этот из жизни— и лучше дело идет. Большие писатели всегда так, из жизни берут. С Т Е К А ЧО В М. И.— Красивые картины обрисованы: поджог и, когда Артамон ехал по реке, рыбачил. Про рояль хорошо сказано: ударила барышня по поленнице. Кузнец в горах, постройка, кутерьма, беспокойство— здорово сделаны. С Т Е КА ЧО В Т. В.— Писатель хорош. Пущай только деревню описывает. Попадет в город— хана. Соков не будет у него. ЕД ИНО ГЛА СНО Е ЗА К ЛЮ Ч ЕН И Е . Рассказ нужен деревне в первую очередь. Он зовет деревню к новой культурной жизни. П РИМ ЕЧАН И Е . «Черное золото»— увлекательный рассказ. Слушали его крё ' . стьяне с редким вниманием. Он прогорел перед ними ровной свечей, от которой, Од- \ нако, никто ни на минуту не отвлекался. Трагедия ломки кондового кержацкого быта под напором волны индустриальной культуры выведена в рассказе во всей обна - / женности и прочувствована крестьянами напряженно, остро. «Черное золото»— один и з тех рассказов, которые, по словам моих слушателей, хочется скорее рассказать другим. Он с одинаковой силой захватил и старых, и малых слушателей. Ни одно место рассказа не вызвало кривотолков и серьезных недоумений, только некоторым крестьянам подумалось неправдоподобие Пантелея и показался торопко написанным конец рассказа. Записи отзывов говорят о внимательном рассмотрении крестьянами рассказа со многих^ сторон. Г. Вяткин .— «Сказ о Ермаковом походе». («Сиб. O i h u » № 2, 1927 г. Чит. 11 июня 27 г.). З У Б К О В М. А.— Как правда, все равно. Я памятник Ермаку видал в Тобольске. Баско написано. Колет в сердце. БО Ч А РО В Ф . 3.— Все слова запомнились. Чувствие тут хорошее. Таких стихов редко, где встретишь. Е с ть поэты— балагурят, в руки нечего взять, а тут емкие слова. С Т Е К А Ч О В И. А.— Местами схоже со старым стихом о Ермаке: «Ревела буря, дождь шумел»... Я раньше читывал больше о Ермаке, тут мало написано, но грузнее, ядреньше. Слова— чистое зерно! Понятны, ни одного ломаного нету. Все залегла а память.