Сибирские огни, 1927, № 6

сованы так, что аж холодно мне стало. В некоторых местах книги такое жалостное чтение, что слезы сами текут, и никак их не опнешь. СТЕКАЧОВ Т. В.—Смерть и голод... Пляс и смерть... Ужас и голод на каждом шагу. Отдыху сердцу нету. Только Ташкент укорочен. Ехал Мишка до него долго, а что с ним было в Ташкенте, описано мало. Хорошо тут неписано, но мало. Надо бы подробнее. Неохота с Мишкой расставаться ни на один шаг. Так и бродил бы за ним повсюду. До веку не забуду я этого описания. Жалко мне парнишка в рогожке. Да тут всех жалко, кого ни возьми. ГЛАДКИХ А. И.—Этот писатель в ногу с Под’ячевым идет. Вот бы таких по­ больше! НОСОВ М. А.—По всему телу моему прошло дрожание', во всех местах чую и радость, и муторь, и кручину. А уж про описание и говорить нечего. Дюже специаль­ но написано. Не пишет, а лупит тебя бичом. ШИТИКОВ Д. С.—Наготово эта штука превосходная. Хорошими мужичьими словами написана. Не так, как другие: пишут только для интеллигенции, а этот хоть кому пойдет, всякому угодит... Видал я такие случаи, как с Мишкой. Сам много раз кусочником был и шлындал по белу-свету, горе мыкал. СТЕКАЧОВ М. И.—Многие ныне пишут, да не многих можно читать. Есть чорт знает что такое пишут! Я вчера в «Красной Нови» читал стихи: кухарка какая-то, лакеи... Что они делают, что говорят? Куда оно приведет, думаешь? И так ничего не взял от стиха..Никуда его, ни с какого боку не подогнал, ни к кухарке, ни к повару. А вот, например, читаешь «Бородино»—Лермонтова или басни Крылова, или еще что хорошее—знаешь уже, к чему дело идет. Неверов—ясный, у него все видно, что к чему и куда гнет. У него и в «бога-мать» и в «веру-царя», и вляпался в г... о... Все у него к делу, к большому делу. Всегда так бывает, как рассказано в книге этой: горе, радость и смех живут рядом. ШИТИКОВА М. Т.—Все ужасы голода и путешествия по железной дороге так трогательно и просто представлены, что как-будто все это видишь. Ни одной строчки с первой до последней не пропустишь в такой книге. Вместе с Мишкой так и ходишь в голове и жалуешь об его положении. СТЕКАЧОВ И. А.—Может три, а может пять книг таких из новой литературы я знаю—не больше. Шибко она скручивает мысль жалостью и смехом. Но только смех этот хуже горя. Печальный смех. Не смеяться бы надо... ЗУБКОВА В. Ф.—Все бабы про Мишку про этого только и говорят теперь. Зазнобно он к ихнему сердцу пришелся. А у меня, пока читали, все время непрошен­ ные слезы намирались. Как же? Не большой страждает, а малый ребенок. Его жалче, чем большого. БЛИНОВ И. Е. (Обращается ко мне. А. Т.)—Напиши ты, пожалуйства, чтобы все писатели так для деревни писали. Тогда их интереснее будет и читать. Так и скажи: мужики говорят, что, может быть, многие нынешние писатели хороши, но ни к чему они. Скажи, что непонятны они, резонту в них мало. Не по вкусу они деревне. Вот Ли­ дин и Катаев—хорошие. Но, а уж лучше Неверова, поди, и не сыскать. Этот «Таш­ кент» узлом перекрутит хоть какого упорного человека. ТИТОВА А. И.—Сколько муки Мишка принял. Скрозь сердце жгет его похожде­ ние. Малой он был шибко. Я думаю, эта книга и старого, и малого прочкнет наскрозь. Малому трехлетнему ребенку расскажи ее, и тот поймет, куда что гласит. Который ребенок только что начнет говорить, и тот, расскажи ему, поймет. БЛИНОВА Т. П.—Много кары принял Мишка. Жалко его, тяжело ему было. Мы, бестолковые, и то поняли книгу эту. Мишка, кажись, навеки прикипел к моему смыслу. ТИТОВ П. И,—Этот писатель жизни учит. Горька жизнь многих детей. Только к чему это детское горе?—Над этим надо раздуматься. ТУБОЛЬЦЕВ И. И.—Сказать нечего: отлично. Спать уж не приходится. ДЖЕИКАЛО Ф. Ф.—На что уж я засоня, и то не спал. От слова до слова слы­ шал. Хоть на экзамен веди—всю книгу знаю. ЗУБКОВА А. 3.—Пользительная книжка. Всякое описание на глазу кружится у меня. И Мишка, и переселенцы, и как в помойной яме хлеб искали голодные дети, и как спали вместе они, в обнимку, чтобы согреться друг от дружки. ОБЩ ЕЕ МНЕНИЕ. Книге этой первое место в деревне. Она воскрешает перед читателями и слушателями ужасный момент нашей революции—голод и разруху и воспитывает чувство сострадания к бедствующему пролетариату. Писатель же, Неве­ ров за один «Ташкент—город хлебный» по праву должен занять в русской литера­ туре место рядом с великими писателями. ПРИМЕЧАНИЕ. Если бы моих слушателей попросили назвать несколько лучших прочитанных им вещей из новой литературы, то среди этих избранных вещей, я уве­ рен, был бы и «Ташкент—город хлебный».