Сибирские огни, 1927, № 5

— Шел бы куда, чего сидишь-то? Не за тем, чать, в Москву-то ехал,— жалеет мужика проводник.—Ероплан, может, увидишь. Шевельнулся едва-едва Павел, под коленкой почесал, окусок ржаной с пола поднял. Постукал им о приполочек, что заместо стола в вагоне служит, на краешек подле чашек экскурсантовых положил. А про аэроплан и не слы­ шал словно-б. — А то бы к Ленину пошел,--уговаривает проводник,—не ходил, ведь, кажись... Хорошо, что хоть в пору человек напомнил про это*, а то, может, так, не видавши вождя, и уехал бы Павел, как завтра домой срешено уж вертаться было. Прошло с полчаса и привел проводник Павлу парнишку: — Вот, говорят, сведет тебя. Дашь ему гривенник. Не жалко было Павлу гривенника для ради Ленина, и повел его парниш­ ка опять по Москве напоследок. Дошли до главной улицы—впять Павлу Москва будто- в новинку. Гаму, •шуму—не переслушать. Носится, шнырит народ, цыплят на овес с разных мест будто кличут. Самокаты хрюкают, колесами резиновыми, что змеи, шебар­ шат по камню. Кареты-самотаски сплошь названивают: — День... блюдем... День, день... блюдем, блюдем... Аэроплан, откуда ни возьмись, летит. Затрещал, загудел по над горо­ дом. Сперва будто к Шукшину прямо нацелил, потом влево свернул и затихать стал. А потом и совсем стих и из глаз пропал. Глядит на все Павел да слушает, а сам думает все, все без радости да без интересу: «То ж, как в тиятре волостном, в Москве-то выходит... Все для показу будто только здесь поприноровлено... как в представленьи... Вот дом, будто тебе хоромы... Крыльцо парадное, столбы из камня-мрамора... А как толкнул, к примеру, лицедейщик столб тот каменный рукой—тресь— шлеп!- На тебе!—Тесиночка в полпальца... Получайте камень-мрамор!.. Либо едят. Поварешки—серебро, ложки—золото*. Щи хлебают— вчуже гля­ деть—в брюхе урчит.—Жир, поди, мол, гольный! Ан—стой! А почему нет пару, ежли щи? Аль господа студеными хлебают их? Стало быть, видимость одна. Обман... А почему в Москве крестьянину по малости доветру сходить не дозволяется! Стал от людей в сторонке, а тебе блюститель: «Гражданин, стой! Здесь не положено. В бульвар иди». А поди, найди его, бульвар этот. А ежели приспелось человеку?.. А почему в Томском пила 5, а тут все 7 за нее спрашивают, когда говорится, что в Москве инструмент всякий дешевле? А про Кремль?—Калинина ежли живого глазком, хоть одним, поглядеть че­ ловеку охота? Почему бюрократизм препятствие делает?.. А кто надсмешку теперь над властью советской делать станет?— «Как, мол, Пал Матвеич, с Ка- лининым-то чаевал? Трактор-то, мол, отказал тебе? Не в сумке ли, мол, у тебя он?» Завязла в голове у Павла думка про Наскокина Про кулака— какие он теперь надсмешки будет выковыривать над ним, да над властью советской,— кровь к голове отливает аж загодя. Спокаялся уж, что поехал, и деньгам шефским не рад. «Хошь Ленина-то довелось бы поглядеть»—думает. — Много ль итти-то?—спросил парнишку. — Нет уж. Вот улицу пройдем, а... Не дослушал Павел тут, что говорит парнишка, выпучил глаза, туда ими, сюда. Ошалел в роде мужик. — Калинин едет!