Сибирские огни, 1927, № 5
Потом показали грозного царя. Царь впрямь должно быть грозный, когда дите свое не защадил. А сын совсем смиреный; за что уж он его—бог весть. В висок надо-бьггь прямо угодила. Кровь хлещет из виска и палка в роде пики лежит тут рядом... Взаправдашное будто все. Сапог царевичев, кажись, сними, да и носи. Занятно глядеть было, как убивал царь сына. Потом очка стый говорит: — Лет пять над ней работал Репин. Весь свет глядеть на нее ездит. Миру, говорит, известно... тыщенок десять взял Репин за нее... — На керенские urro-ль?—Павел его спрашивает. — Еще, говорит, царских. «Ладно брешешь!»—подумал Павел.—Мол, думаешь, как из Сибири, так уж известно, мол,— челдоны желторотые, живут в лесу, молятся колесу, заместо хлеба кедрач жуют. Авось поверят, мол. Дай-ка, мол, заправлю им». Пошли обратно, а Сырков стал тоже за очкастого застаивать. — Зря, говорит Павлу, его хлопушей обзываешь. Верно говорит: боль шие деньги за картину дадены. А Павел его спрашивает: — А кто ему, Калинин што-ль капиталы-то народные всучил бы? — Нет,— говорит Сырков,—картины в роде бы приданого от прежней власти достались, но денег все равно больших—говорит—стоют. — А сколь?—спросил для интереса Шукшин,—гуртом продать все ежели... — Да может с миллион, а то и больше,—сказал Сырков, и в роде бы не шуткой. Заворочалось от слов от этих мужиково сердце, как будто мыши вдруг по нем закопошились. — А кто же его, милльон-от, даст за них?—спрашивает с подковыр- ком Павел. — Да, вот, хоть заграница купила бы,—толкует про свое Сырков. ■— Заграни-ица? То-то же, что заграница,— говорит с присмехом Па вел.—Да ежели эдакое-то богатство... под рукой, можно сказать, у главной власти... неуж, к примеру бы, без пользы... так и лежало бы добро-то?.. Власть-то... Калинина хоть взять... не без понятья поди тоже?.. Миль-он!.. Чудно ты говоришь. Уж место-то мильону поди нашли бы! Не керенки. Ме- стов-то много... Обидно, видать, стало на мужика Сыркову: засерчал как будто даже, но за очкастого застаивать не стал уж больше. —• Эх, брат, толстокорый,—говорит.—ты. Тебя словом не проймешь И долго шел молчком—серчал все, да отошел потом. Из Третьяковки прямо провожатка привела в музей революционный. Там Сырков ей об’явил расчет, купивши по дороге путеводительную книжку. Экскурсанты не перечили, как выгоды им тоже мало, когда брала с них треш ницу, а про картинки об’яснял очкастый. Другая женщина, что об’яснять музей приставлена, стала непонятно1объ яснять. Шукшину без интереса было глядеть: все карточки да карточки, и он, сказавшись товарищам, доветру будто, пошел на улку. На улке у крыльца была пушка. И Павел, севши на ступеньку, стал ду мать, какое колесо у пушки доброе; дескать, оковано на совесть и можно бы наладить маслобойку. А про другое колесо подумал: «Вот на колодец бы соседу отказать! Уж вот, мол, мужику потрафил бы!» Дескать, за этакое колесо ему сосед покос весь своей косилкой управлял бы лета с три. Но, как известно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2