Сибирские огни, 1927, № 5
Товарищи рабочие спят себе, как дома. Которые и штаны поскидали— в низиках да рубахах сподних прохлажаются. Потому— в вагоне жарко в роде. К женскому сословию, так сказать, без вниманья. Пища добрая у них— оттого должно и спится им. Рядом только девка да парень втихомолок глаза чего-то пялят—любовь, надо быть, крутят. Долго не может заснуть Шукшин. Ворочается на полке все равно, как на печке натопленной. Вот приладился, кажись, половчее, думка в голове будто замирать начала, а глядишь и не замерла, и поползла и поползла. Под жарит будто полка один бок—опять на другой переворачивается. И заснет если Шукшин, то не надолго. Никак пообвыкнуть в вагоне не может. Так и ворочался всю ночь. А светать как уж стало, приключенье вышло. Затрясло вагон ровно в лихорадке, заспотыкалась машина, ходу сбавила, паровик дудит без перерыву, кондуктор по вагону пробежал. А потом и вконец застопорила машина. За окном голоса слыхать. Слез с полки Шукшин, на площадку вышел.— «Все одно уж не спать,— думает,—дай погляжу». Глядит: вогонов подле и к хвосту—народ, и разговор то про коня, то про корову ведут. Которые на приключенье поглядеть—поближе пошли. Слез с вагона Павел, тоже пошел.— «Однако скотину задавило!». Подошел Шукшин, где люди в круг столпились—так и есть: скотину изувечило... Прямо сказать, испохабило... Лежит промеж рельсов мяса да кишков груда и голова конячья и не совсем чтобы мертвая. И ПО' какой она причине цела—богу одному известно. Увидел несчастье такое Павел—зажалел шибко скотину. — Вот вить беда-то... И заду-то што есть нету... Изгальство одно... А пассажир, рядом что стоял, Павлу отмолвил: — И ты бы, говорит, под поезд попал—тоже такой же был бы. А во прос тут в том, почему машинист поезда враз не остановил? Вот в чем во прос. А то, говорит, есть типы такие... для развлеченья... Сказал так пассажир (сам росту небольшого), а кондуктор откуда ни возьмись: — Вы, говорит, гражданин, кажется, совсем не профессор по техниче ской эксплоатации, я вижу. Да-с, гражданин1! Языком только мастера гово рить. Штрафом греть полоротых надо, вот что. Да-с. И взгреют-с! Акт и рас следовать. Да-с, гражданин. Языком меньше говорить надо, ежли правил не знаете. Полоса отчуждения на это имеется. Да-с... Пассажир рассерчал и давай кондуктору «хомута надевать». Видать на слово дошлый—за словом в пазуху не лезет и в крестьянском положении самостоятельный, можно сказать, человек. — У крестьянина скотину испортило и его же,— говорит,—штрафовать желаете? Ошибаетесь, говорит, гражданин кондуктор, в таком случае, говорит, я вас имею желание паровозом зарезать и штраф с вас потре бовать. — Вы знаете, говорит, что обозначает для крестьянина конь? Мо жет, он сам заместо коня-то на рельсы лег бы! А вы, говорит, штраф да штраф... Складно говорил пассажирик. В самую точку. Так и обнял бы его, ка жись, за слова душевные. Кондуктору, видать, крыть нечем стало; заладил правила да правила,, да штраф, а дальше никуда. — Совестно вам, гражданин. А еще вид образованный имеете,—сказал пассажирику напоследок. А сам свистульку скорее в рот, чтоб машина ехала,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2