Сибирские огни, 1927, № 5

Колодезь. С. Горлов. Внизу было тише. Поземка, талая мартовская мокреть, спрятанная от ветра насыпью, тихо опускалась сверху большими белыми хлопьями. В поле мело сильно, слово из запылавшего внезапно костра. Ближние кусты дубняка темной массой прорывались на мгновенье из белой сплошной стены. 1 i 1 I i !’|:'iШй Часовой Синтягин ходил. Ветер дул в щеки. Часовой сошел вниз. Вин­ товка настыла, затвор спускался туго. К тому же мешали варежки. Но голые руки мгновенно пристыли к обжегшему холодом металлу. — Ах, язви тя, в печенки!..— ругнулся партизан. Было за полночь. Сон брал человека непобедимым измором. Сон надвигался под завывание весенней пурги незримой поступью. Вот начала затекать правая рука, придвинулся вдруг к самому носу далекий куст. — ...Э-эй!—слышится в ветре. Тулуп тяжел. Пока вскинешься на насыпь, караульный начальник,— шло время смены с поста,—успеет вдосталь наматершинниться. Наверху ветер рвался из ближней выемки, с китайской стороны, гнал по пути взбаламученное море снегов и надсадно свистел в прижженные мо­ розом уши. Никого не было видно вокруг Пять шагов вперед по насыпи, да пять— назад по ветру. Воспоминания о доме, о глухой весенней предработной поре сладостны и тревожны. Волки, наголодавшись за зиму, любят в такие ночи таскать телят из теплых хлевов. Мыши, поди, по амбарам точат последнее зерно, что оставлено на семя. Отец, должно быть, к пахоте ладит плуг, а мать—жива ли? Давно не было вестей из дому. А самому недосуг писать— калмыковцев загоняли в Китай. От выемки шагов ста по ветру водопропускная труба. Если забиться туда в теплой шубе, то, пожалуй, будет теплее, чем дома на печке. Смена не шла. Ночь моргала короткими вспышками тусклого ободка луны. Потом пурга с новой яростью кидалась в сонную степь швырками снега. На четвертой ступеньке шиз к трубе—снег подозрительно неровен. На шестой— острый щекоток пробежал по спине— нога попала на протоптан­ ный недавно кем-то след. Был миг короткого раздумья, но тут обожгло плечо. Звук ушел с вет­ ром. Туда же метнулись из трубы—трое ли, четверо,— не разобрал Синтягин. Некогда было считать. Затвор шел гладко, спуск бил отчетливо. Но дальше стало хуже: рыхлый снег не держал тело, туловище уходило вглубь.