Сибирские огни, 1927, № 5

Теленьга шумела. В вершинах гор пели мрачную песню кедры. — К царю с жалобой надо на чиновников,— крикнул Санаш. Его слова подхватили: — С жалобой к царю! Кого пошлем? — Аргамая—был ответ. Аргамай вынул из-за пояса руки и отвечал: — Согласен. Звезды белыми дырками блестели в черном пологе неба. Горы застыли в немом величии. Санаш низко склонил голову перед Аргамаем. И в песне выливал просьбу народа: — Проезжай в день, где нужно ехать месяц. Проезжай в месяц, где нужно ехать три месяца. А когда ступит твоя нога на золотые царские ковры, молви первые слова:— Уйми, царь, чиновников...— Пусть чиновники не издеваются. Когда слово твое царь примет, скажи царю:— Народ алтай­ ский от радости прыгнет до неба, от горя ниже травы падет. Аргамай выслушал наказ народа и ответил: — Все передам царю. Не сразу принял царь Аргамая. Две недели мыли Аргамая в бане и толь­ ко на третью допустили к царю. Долго стоял Аргамай в приемной. Ноги тряслись, руки не двигались. В мыслях Аргамай перебирал наказ народа. Вышел к Аргамаю царь. Аргамай пал к его ногам и ничего сказать не смог. Царь ему золотую чашку в подарок дал. Руки Аргамая крепко сжали чашку. Золото сдавило грудь. Золото задавило слова. Забыл, растерялся. Все- теряется в золоте. Жизнь теряется, любовь, люди. Жизнь человеческая перед золотом тряпочкой болтается.