Сибирские огни, 1927, № 5

так, то для изучения великой декабрь­ ской эпопеи будут налицо все важнейшие материалы. IV-й том настоящего издания, выпол­ ненный опытным редактором-архиви- стом Б. Е. Сыроечковским, посвящен Пе­ стелю и С. Муравьеву. В части, касаю­ щейся Пестеля, впрочем, наиболее су­ щественное уже было известно в печати. В свое время дело Пестеля было внима­ тельно изучено Павловым-Сильванским и в его работе «Декабрист Пестель перед верховным уголовным судом» воспроиз­ ведено почти все наиболее важное из показаний Пестеля. Н о -.публикование всего материала в целом, в строгой х р о ­ нологической последовательности дает возможность отчетливо представить весь тот страшный путь, который прошел Пе­ стель от категорического отрицания при­ надлежности к тайному обществу и отка­ за назвать кого бы то ни было до по­ следних откровенных признаний и тя­ гостных покаянных писем. Существует легенда, весьма популяр­ ная, в д кабристской историографии, что Пестель подвергся пытке, и эта-то пыт­ ка и вырвала у Пестеля и его поздние признания, и покаянные письма. След­ ственное дело дает возможность точнее установить истинный ход дела. М. Н. П о ­ кровский очень удачно формулирует это в своем предисловии: «Это была пытка совсем особого рода—пытка надеждой, и она оказалась действительнее всякой физической пытки: то, что из Пестеля не выжали бы ни кнут, ни дыба, легко добы­ ло обещание (или намек на обещание) свободы»... М. Н. Покровский полагает даже, что за этим скрывалась у Пестеля надежда на возможность дальнейшей деятельности. Помилование, видимо, было обещано и Сергею Муравьеву. По крайней мере, та­ кое предположение подсказывается то­ ном и характером последнего письма его к Николаю. Но-, следует подчеркнуть, письмо это выгодно отличается от ана­ логичных декабрьских писаний. По спра­ ведливой оценке М. Н. Покровского, оно написано «с большим достоинством»—и в нем «нет ни раскаяния, ни ползания на коленах». Совершенно исключительный интерес представляет том V -й, посвященный до­ просам членов Общества Соединенных Славян: братьев Борисовых, Горбачев­ ского, Спиридонова, Бегаснова, Пестова, Андреевича, Люблинского и Тютчева. Пожалуй, впервые еще встают с долж­ ной отчетливостью фигуры этих подлин­ ных солдат революции. Поведение на допросе,— с этой стороны, чрезвычайно характерно, особенно если сравнить его с ролью и поведением северян, Так, на­ пример, Петр Борисов на первом допро­ се в Житомире, не отрицая своей принад­ лежности к тайному обществу, дал в об ­ щем неверные и запутывающие показа­ ния и не назвал ни одного имени. То же повторил он и на первом допросе в Пе­ тербурге и, только позже, убедившись, что комитету слишком много известно, назвал ряд имен. Но все же Борисов продолжал давать очень скупые и сдер­ жанные показания, так что комитет по­ становил ходатайствовать «о позволении заковать его за упорное запиратель­ ство». Это, видимо, основательно сломило Борисова, в дальнейшем показания его делаются все более и более подробными и, подобно другим декабристам, он начи­ нает показывать гораздо больше, чем следовало бы по обстоятельству дела: таковы, например, его показания (прав­ да, драгоценные для историка) о нижних чинах, участвовавших в пропагандистской работе среди солдат. Между прочим, ре­ цензируемый том дает обильный мате­ риал для изучения вопроса о пропаганде в войсках, среди нижних чинов,— особен­ но интересны, с той точки зрения, пока­ зания Тютчева, Бегаснова, Спиридова и Друг. С захватывающим интересом читается дело Андреевича 2-го. Фигура Андрееви­ ча никогда не привлекала специального внимания историков, между тем, этот привлекательный образ страстного и пылкого революционера заслуживал бы специального исследования. В общих чер­ тах, ,его показания, правда, были уже приведены в известной работе проф. Довнар-Запольского, но только теперь,, с опубликованием V тома «Восстания», образ Андреевича является во всей своей цельности и значительности. В то время, как целый ряд декабристов стремились оправдать себя указанием на злую волю вождей (в этом отношении не составили исключения и многие «славя­ не», даже Горбачевский; с тягостным чувством читаются его показания о Б о ­ рисовых), Андреевич пишет на вопрос о связи с Сергеем Муравьевым (цитирую полностью, с сохранением стиля ориги­ нала): «Я с Муравьевым знаком действи­ тельно; уважая его добродетель. Он не был бесчестен, он не помрачил своего до­ стоинства: ни трусостью, ни подлостью; просвещен, любим всеми; за благородные его качества я почитал его и старался с ним быть знакомым»... И «если поэтому страдаю я»—добавляет он—«то это стра­ дание мне отрадно, ибо страдаю с другом человечества, который для общего блага не щадил не только своего имущества, но даже жизни». В этом же показании он заявляет судьям, что он не страшится смерти, ибо «и самая смерть может про­ будить чувства уснувших сынов отече­