Сибирские огни, 1927, № 5

создаются, да и сама его поэзия есть противоядие против них. И, во-вторых, правый крестьянский попутчик Есенин сделал для понимания эпохи, для лю­ бовного' проникновения в нее больше многих и многих пролетарских поэтов,; а поэзия его вошла неот’емлемой и ценной частью в сокровищницу нашей ; строящейся и стремящейся реалистически отразить эпоху литературы. Более того, у нас есть основание полагать, что и другие представители этой группы (Клычков, Орешин, Вяч. Шишков) дают в этой области гораздо больше, чем это кажется на поверхностный взгляд. Обстоятельство это неиз­ менно обнаруживается при сколько-нибудь углубленном подходе, которого их произведения требуют по праву. Мы не останавливаемся на той части наших крестьянских писателей, чья неразрывная связь со строительством пролетариата говорит сама за себя. Наличие в этой группе таких замечательных мастеров, как Чапыгин, и богатой поросли талантливого писательского молодняка в лице Акульшина, Заводовского, Караваевой, Ветрова и др., говорит о ее богатой жизненности, глубоко уходящей корнями в крестьянские пласты нашей страны, но уже до­ росшей до пролетарской городской культуры. Отметим только, что на пути этого восхождения молодым писателям этой группы приходится считаться с одной опасностью: опасностью слишком поспешного идеологического обобщения при отрыве от своего классового кре­ стьянского материала. Только органическое претворение последнего, только непосредственное выведение идеологических обобщений из него может обес­ печить творчеству художественность, а социальной его стороне— полный удельный вес. Пример таких относящихся сюда писателей, как Демидов, сначала дав­ ший значительную книгу «Жизнь Ивана», а потом—сумбурный и топорный роман «Вихрь», или Доронин, перемежающий в своих поэмах свежие цветы лирики «кумачевыми» полосами шаблонной агитки, говорят о том, что не всеми писателями этой группы указанная опасность осознана. Перейдем к левым «попутчикам». Среди них мы видим две основные группы, отчетливо различные по ха­ рактеру творчества. Одна идет от матерьяла, другая— от мастерства. «Октябрь»—Яковлева, «Перегной» и «Виринея»—Сейфуллиной, «Чер­ ноземье»— Низового, «Колокола»—Евдокимова, повести Никандрова, рас­ сказы Губера—все эти произведения об’единены одним: в основе их лежит факт, фигурирующий здесь в качестве самодовлеющей натуры. Мастерство писателя сознательно призвано обслуживать его потребность быть доведен­ ным до нашего восприятия с наибольшей степенью выразительности. Факт быта или факт психологии, едва над бытом подымающейся, вот что владеет вниманием этих писателей. Понятно, между ними есть большие градации как в отношении поглощенности матерьялом, так и в степени одаренности. Одна­ ко, нас интересует здесь не это. Наше внимание привлекает в данный момент тот факт, что «натурализм» этих писателей, их отправление от предмета изображения, для которого мастерство культивируется, как средство, как нельзя более роднит эту группу с основной массой тех писателей, которые именуют себя пролетарскими. Явление это вполне понятно. Для искусства по­ дымающихся, но еще не завоевавших культуру классов, характерна насыщен­ ность жизненным материалом, при сравнительно умеренной его обработке. Вот почему она наблюдается и у пролетарских писателей, и у известной части крестьянских попутчиков, и у той группы попутчиков интеллигентских, о ко­ торой мы говорим. Последние, но нашему убеждению, являются группой писа- телей-разночинцев. Они примыкают к пролетарским писателям тем теснее, что значительная часть последних пока что вербуется также из разночинных