Сибирские огни, 1927, № 5
ценного, общественно-значимого, творчески-активного реализма. Других спо собов ее разрешения нет. За краткий период своего существования пооктябрьская художествен ная литература необычайно возросла количественно'. То, что раньше суще ствовало в виде разрозненных звеньев, теперь сомкнулось в одну неразрывную цепь, каждое звено которой необходимо уже по одному тому, чтооно являет ся выражением определенного общественного слоя в стране, строящей социализм. При этом, что особенно важно, каждое звено остро и с каждым годом все острее ощущает свою связь с целым. Продолжая наше сравнение поок- тябрьской художественной литературы с потоком, стремящимся к единой цели, к отражению сложных процессов действительности, мы можем сказать, что период, когда наша литература пребывала в виде целой системы ручьев, пробивающих себе путь по неровной почве, каждый за свой риск и страх, за частую без нужной перспективы,—этот период давно позади:. Отдельные раз розненные ручьи слились в один общий поток, имеющий единое направление. Каждая струя этого потока вовлечена в общее стремление к единой цели. Обзор нашей литературы по группам убеждает в этом. Быть может, ни на каждой из групп, делающих пооктябрьскую литера- ТУРУ, влияние новой общественной обстановки не сказалось так ярко, как на группе правых попутчиков. Замечательное литературное мастерство, которое является достоянием этой группы, составляющей перемычку между современной литературой и на шим литературным прошлым, обнаруживает этот сдвиг как нельзя более отчетливо. Если мы примем во внимание, что, помимо большой классовой нагрузки, с которой вступили эти писатели в пооктябрьскую Россию, большинство их к моменту революции были уже зрелыми мастерами,—мы поймем, что именно им труднее всего было войти в общий поток. Ибо пионером неисследованных областей легче всего быть тому, кто менее всего отягощен связями с прошлым и богатством культурных навыков: ведь на первых порах последние неизбеж но затрудняют приспособление к новой, еще не возделанной культурной среде. Нужно отдать себе отчет еще и в том, что речь идет о художниках, а не о людях отвлеченной мысли или практической техники. От художника, по самой природе его дела, мы требуем, чтобы, приходя к нам и принимаясь вместе с нами за новую, непривычную для него работу, он примкнул к нам всем своим существом, всем сложным аппаратом своих эмоциональных вос приятий. Мы требуем, чтобы в этой новой своей работе художник, ни на йоту не обеднил, путем внешнего, поверхностного согласия с нами, того сложного процесса слова и образо-творчества, за который мы его ценим; ведь послед ний может быть сохранен во всей своей целости лишь в том случае, когда со гласие художника с новой действительностью— полное, нутряное. Смешны по пытки уравнять процесс усвоения нашей общественностью художников-попут- чиков с проблемой «использования спецов». От инженера, кроме знаний, мы требуем только общественной честности. Это тоже не малая вещь, конечно. Но разве можно сравнить ее с тем органическим сдвигом, который необхо дим художнику-выходцу из чуждых классов', для того, чтобы он не только служил новой общественности, но и участвовал всем своим творческим суще ством в художественном ее осознании. С этой точки зрения путь, пройденный писателями этой группы выра стает в факт огромного общественного значения. Вклад, сделанный в нашу литературу такими художниками, как Алексей Толстой (в «Аэлите» «Голу бых городах», отдельных образах «Гиперболоида инженера Гарина»)’ в ряде
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2