Сибирские огни, 1927, № 5

ил дом, чтобы было где остановиться проезжавшему тогда через Сибирь Николаю П-му. Недалеко от церкви (пастуховской) чичероне остановит вас у грязной лужи сажени в 3 шириной и скажет: «Тут у него озеро было, лебе­ ди плавали»... Недавно я читал пастуховское завещание. Выжившая из ума старуха, «находясь в твердом уме и здравой памяти», размазала по 100 рубле­ вым подачкам двухмиллионный свой капитал. Зато уж не забыла ни одной приживалки. Просвещенный европейский капиталист, для которого капитал— фетиш, оставил бы после себя фирму с двухмиллионным капиталом. Любопыт­ но начало завещания. «Во имя отца и сына и святого духа. Гор. Колывань. Я, нижеподписавшаяся, колыванская 1-йгильдии купчиха, находясь в здравом уме и твердой памяти»... и т. д. Этим же своим благодетелям—Жернакову и Пастухову— приписывают ^падение своего города: «Поскупились купцы наши... Дать надо было, сколько следует, а они главного-то инженера, который дорогу проводил, даже обедом не угостили. Ну, известно, тот рассердился, да и перетащил все в Николаевск»... Действительно, с проведением линии через Новониколаевск (Новоси­ бирск) Колывань стала круто падать. Число жителей с каждым годом умень­ шалось. Не только люди, но и дома стали уходить из заштатного города. Большая и лучшая половина домов была перевезена в Новосибирск. «Нико- лаевск-то, ведь, весь из Колывани построен»,—говорят бывшие горожане. Теперь в Колывани 7.000 жителей, вместо бывших когда-то 17.000. * * * 6 июля 1920 г.—черная дата Колывани. В этот день недовольство из­ вестного слоя крестьянства, возникшее на почве продразверстки, долго и ста­ рательно разжигаемое контрреволюционерами, разразилось бунтом против советской власти. Незадолго до восстания было замечено, что вечерами и ночами на ули­ цах, то там, то здесь, собираются кучки антисоветского элемента и ведут раз­ говоры о том, что на Новониколаевск движется японская армия вместе с Ми­ хаилом Александровичем. Распространялись злонамеренные слухи о том, что коммунисты собирали продразверстку, чтобы прокормиться самим, а теперь готовятся к бегству и на крестьянских подводах повезут хлеб в Россию. В ночь накануне восстания по темным улицам Колывани проскакали «нарочные». Возле некоторых окошек нарочный останавливался, не слезая с лошади, стучал кнутовищем в стекло и, когда из окна высовывалась всклокоченная голова заспанного и перепуганного хозяина, нарочный об’являл ему, что на завтра в 5 часов приказано подать на площадь подводы для коммунистов, ко­ торые, де, с семьями и награбленным добром спасаются бегством в Омск. По­ том нарочный скакал дальше. Около 5 часов утра товарищи, собиравшиеся в Ревкоме для совместного f заседания с уезжающими на продразверстку, встретили перед самым зданием Ревкома толпу в 200-300 человек. В толпе этой шли разговоры о доставке подвод для бегущих будто бы коммунистов. Однако, каждый, кто спрашивал, зачем здесь собрались, получал ответ: делить сенокосы. В этом уже видно, насколько хорошо «проинструктирована» была толпа. Часам к 7, достигнув 500-600 человек, толпа отвалила на площадь. В 8 часов в Ревкоме узнали, что на площади неспокойно: требуют освободить всех посаженных в каталажку. К толпе вышли предревкома Предтеченский и тов. Ш. На самой огромной площади Колывани, под крышей, где стоят базарные весы, немного поодаль—небольшая сторожка. Крышу ее избрал трибуной тов. Ш. Отсюда он бросал в толпу слова о неслыханном напряжении Рес- А