Сибирские огни, 1927, № 5
чалу-то очень, если отдельно. Потому что бедность. Ну, сулился он мне шесть рублей в месяц, а сам 8 получал арестантских, где тут? Уж по началу-то не столь он мне, сколь я ему. Потом-то, конечно, делами выравнился, и денег ему навалили, а сначала худо было. Очень худо. Первую поддержку ему дали, ко торых в Курагьну пригнали, шесть человек. Ну, те мужики денежные. Влади миру Ильичу знакомцы хорошие. И помогли ему. Ну, так вот стали жить. Скучно, конечно, парню, чего делать? Давай, говорю, Владимир Ильич, буду тебя из ружья учить стрелять. А он охоч был до этоп> дела. Ну, начали учиться. И ружье я ему купил, такую бярданку одноствольную, рублей, одна ко, девять дал. Как ружье купили, лучше стало. Стал он в луга похаживать. И так сна чала все ничего шло. Такой все время веселый был, то поет, то свистит, а тут вдруг как начал, как начал скучать! Весна на дворе была. А как высохло, со всем наш Владимир Ильич опал. Я это бабе говорю, что, дескать, у нас квартирант такой стал и чего мы с ним делать станем? И баба мне сказывает, тоже, говорит, об этом ду маю, кабы ладно. А тут и сам он мне признался. — Плохи, говорит, мои дела, Апполон Долмантьевич, очень плохи. — Чего плохи? — Так, говорит, плохи. Я так и сробел. — Чего вы, говорю, Владимир Ильич? Чего точно случилось? Или по делу вашему како решение вышло, или чего? Думаю себе—присудили чего-нибудь. Пожалуй, еще и мне попадет. А утеснение шибко нам большое было. — Нет, говорит, по делу, говорит, у меня все хорошо и ничего, гово рит, так не случилось, а вот, говорит, невесту не могу вызволить. В пять, го ворит, петербургских судебных палат подавал и везде отказ. Тут у меня и отошло. — Да что вы, говорю, Владимир Ильич, чего через бабу горевать, да j разве у нас невестов мало? Думаешь, не пойдут? Да мы, говорю, сейчас засватаем. — Нет, говорит, мне таку не надо, мне, говорит, ту непременно же лательно. Опять неладно! Вот, думаю себе, задача! Ну, говорю, коль так, может быть вы, Владимир Ильич, с нами на пашню поедете, разгуляетесь немного? Это, говорит, можно. Шесть ден мы с ним там прожили. Ружья с собой поза брали. А озеро у нас к пашне вплоть. Вот утром со светом подымусь я, да пока он спит, вспашу. Тожно к стану возвращаюсь, чай кипятим, завтрака-1 ем, а потом ребятишки боронят, а мы с ним по озеру. Мокрые все придем, сушиться давай. Землянка у нас там была, так в землянке и жили. Бывало зарядишь ему ружье картечью покрепче, да дашь. А он это сме кает. На землянку ружье-то положит, а сам снизу дергает. А коль не смек нет, да как оно шибанет его! Смеху было! Так мы шесть ден и прожили-прогуляли. Отошел он немного. В субботу, как полагается, домой едем. Вот едем это мы так, а я и говорю ему. Ты, го ворю, Владимир Ильич, в пять мест подавал, может ты, говорю, куда в шесто кинешься. Сн это так по душам подумал; есть, говорит, у меня в Москве ге нерал такой, попробовать разве. — Попробуй, говорю, непременно попробуй. И написал он тогда. Живем опять тихо-смирно.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2