Сибирские огни, 1927, № 5

Сучава! Ицканы!.. Дивизии,-если не армии, вшей прошли по мне за годы войны. Изничтожал я их полками, но никогда не бил с таким беспощадством, как дожидаясь на этой станции поезда на Яссы .1 Здесь началась наша перво­ бытность. Попыхивая махрой, матерясь, мы били вшей в гимнастерках на глазах у всех, не стесняясь, наоборот, подчеркивая особенность своего заня­ тия. И про это Петр Куница сказал так: — Первобытное скотоводство. Со станции Ицканы в поезде, будто в корзине на блоке, мы спустились через ряд туннелей по При-Дунаю в руманештские Яссы. Тогда в нем коро­ левствовала жареная кукуруза. Пышно вкусная на-глаз и никчемная на-вкус. Из Ясс поднялись в виноградный, по мнению не бывавших в нем, Кишинев, оттуда спустились опять до Раздельной. Здесь повздыхали о живописной, по рассказам многих, Одессе-маме и вновь поднялись, на этот раз до умопомра­ чительного по незабываемости Конотопа. Пышная сумятица Золотой Орды! Мы угадали в нее в самый разгар стол­ потворения. Кобылка в серых шинелях и желто-зеленых бушлаках училась го­ ворить на разных языках об одном и непокорно варилась в собственном соку. Вокзал был полонен ею, не щадя и первого класса. Махра и вша царили в нем несвергнуто. Устроившись с жесточайшими боями, мы пролежали там четыре дня, разлагаясь ночами отчаяннейшими трупами. Это были воистину первобытные дни. Приемы,—законов не было,— борьбы за существование тронули бы каменносердечного Дракона. За пять часов до рассвета надо было вростать в хвост у спавшего кипятильника, сто­ ять упорней, чем он, чем тьма. Рассвет менял наши натрубахи и кальсоны на хлеб, на маковые пироги, на кусок жареного на прошлой неделе мяса. В пол­ день мы отбывали повинность на перроне. Орали всем нутром, до хрипоты, до одури неудачных атак: — Давай состав, тудыть твою!.. Разнясем!!. До синяков, до крови надо было драться с соседом, приведшим на твое место женщину, чтобы, едва смеркнется, использовать ее. И все—в награду за испытанное (за что боролись?), во имя радостной революции. За нее мы готовы были перекусить друг другу горло. Золотая ноша первобытности, первое испытание и стажировка на даль­ нейшее существование при мешках, пустевших чуть медленнее желудков! Это приводило многих к неожиданным решениям. Это подсказало Паш­ ке Тужикову то, что он на четвертый день сказал Кунице: — До Алтайской не доехать, с голоду сдохнем. Ему,— он показал на меня,—хорошо, ему близко ехать. Выход у нас должен быть. Мое предложе­ ние— подыматься выше, с ним, на Москву и Петроград. Сегодня, говорят, со­ став на туды подадут. Айда! Петр Куница посмотрел на него слишком по-хорошему. Причины он изложил тотчас же, против своей привычки, не философствуя: — Состоялось, тудыть-твою!.. Есть попутчицы ладные, хлебные и на­ счет прочих удовольствий, вплоть до фуражных, большие возможности. По­ сле руманештских мамалыжниц в самый раз требуется, Сидите, я пойду устраиваться. И он погиб в хаосе столпотворения, в дыму, в мате... В тот же вечер мы лежали на верхних нарах вагона четвертого класса, а рядом с нами, у стенки, две женщины. Я знал, что Куница и Тужиков будут лежать на них, едва стемнеет.