Сибирские огни, 1927, № 5

сразу, точно вино ребенком, завладела мной. Впервые я почувствовал, что жизнь течет хмельным напитком, им зажжена кровь в моих жилах, и есть такая жажда, которую не избыть: — Хочу, жить хочу! Восемь пехотинцев, укладывавшихся вновь на соломе, балагурили, ма­ терясь больше обычного. — Благодарственное молебствие по случаю чудесного избавления,—ска­ зал, игогокая по-жеребячьи, Пашка Тужиков.—Крой, ребята! Нас легкими— три дюйма, мы чижолыми—все сорок два сантиметра. Не беда,—сочтемся. Я понимал его. Уйти от смерти радостно, но радость эту в хороших словах передаст не каждый. Петр Куница, незабвенный ефрейтор, в будущем герой Красной, армии, высказался философски. Так он говорил в большинстве случаев: — Огонь чудесен. Когда от него свет и тепло, он будто раскрасневше­ еся лицо играющего ребенка. Смотришь и—поцеловать хочется. Но от это­ го огня и смерть бывает. И эту смерть я и вы, братцы, видели больше, чем сле­ дует ее видеть человеку. От нее родители наши плачут, и поля степеют бес­ плодием, а наши жены рожают от ветра: дети будут в проезжего молодца. Происшествия, постигшие нас раньше и сейчас, я обдумал подробно и говорю: баста! Жить мы хотим, и это— чрезвычайное понимание обстановки. Воевать все равно уже, выходит, вполне достаточно. Жизнь—не ефрейторская лычка, а непредсказанное событие. Очень верно, по-моему, что время доспело боль­ шевистское—штыки в землю и прочее. Прошу вас, братцы, пошевелить остат­ ками мозгов про этот счет. Легкий вздох зашебуршал ответно по соломе. Тьма придвинула к окнам звезды. Мы думали об одном, и это высказал пехотинец Сашка Смолехин. выматерясь с чувством и задумчиво. Петр Куница, лежавший рядом с ним, ударил его ниже живота. — Вот оно, Сашка! Ты доподлинно подметил главное обстоятельство. Присоединяюсь. И с этой ночи мы упорно стали думать о штыках, которым доспело большевистское время—цвести в земле. Первобытное состояние. Человек, обозначивший впервые этим термином наше увольнение, был пророком. Прелести этого состояния мы пережили вскоре до подробностей. Сравнивать его с прочими удовольствиями никак нельзя. В тот же день, в который нам выдали в комитете документы, мы воткну­ ли, как это нам хотелось сделать фактически, штыки в землю, повесили вин­ товки на ремни за плечи и пустились в дальний путь. Я—в Петроград, Куни­ ца и Тужиков в Алтайскую—под Барнаул. Румынский декабрь утрами серебрился, холодел. К полдню он теплел, золотился. По стране шла катавасия. Страна исходила, как чирьями, фрон­ тами и фронтишками. Петр Куница про это сказал картинно: — Сифилис наружу. Фронты и фронтишки возникали в любую минуту и где угодно. Против­ ные стороны рождались по всякому поводу и без. Пробираться было труднее, чем через тайгу. Но нам выпало, по слову Куницы, благоприятствие. До стан­ ции Ицканы, до великолепной станции Ицканы, что около Сучавы, мы добра­ лись без помех.