Сибирские огни, 1927, № 5

С политических разговоров мужики переходят на хозяйственные во­ просы: «как поживает Воронко; где хранит жена новые ременные вожжи и убрала ли картошку с огорода». За мной и казначеем следят. Изредка к нам приходит в палату какой- то белогвардеец и, молча поглядев, снова уходит. Казначей, видимо, оттяги­ вает время выписки. Жалуется доктору: то у него с сердцем не ладно, то в груди болит. Во время одной из визитаций доктор заявляет: — Ну, завтра на выписку тебя. Ночь для товарища проходит, как целая вечность. Он то встанет, то ляжет, то начнет по комнате ходить и оправдываться: — Ну, граждане, разве я виноват, что меня народ в казначеи выбрал? Посудите сами. А теперича мне расстрелом за это грозят. Ты, говорят, под­ держивал советскую власть. А для меня хоть какая власть будь. Мне стало жалко товарища. Когда он пошел в клозет, я за ним: — Удирай, говорю, товарищ, не то погибнешь. — Да куда же я побегу? — А в леса, деревни. — Может быть, и пожалеют—простят. — Удирай—погибнешь. — Но как же удрать, когда караулят? — Кругом охраны нет, разбей ночью окно, да и валяй в лес. Утром за ним пришли. Бледный, как полотно, товарищ, не спеша, оде­ вался. Его дрожащие руки невпопад брали то одну, то другую одежду. Какую драму переживал он! Идти на смерть в расцвете жизненных сил, когда так хочется жить... Последний скорбный взгляд на палату и на нас. — Прощайте, граждане. Прощай, дядя Иван! И он медленно, заплетая ногой за ногу, ушел. Вскоре и за мной пришел сторож из Управы. — Пойдем, Гусь, в Ялуторовск поедешь. — Зачем? — Не знаю. — Ну что-ж, в Ялуторовск, так в Ялуторовск. Сели в коробок и поехали. Дорогой осторожно расспрашиваю возницу про большевиков: — Що то за люды? — А кто их знает? Кто говорит добрые люди, а кто—плохие. Вопче, большевизьма—мудреная штука. Кто ее разберет? Вот видишь ли тот луг, где чаща,— тыкает он в пространство кнутовищем,—тута человек двадцать расстреляно этих большевиков. Я из городу тады ехал. Смотрю: расставили их рядком да как стрелят. Так они, как горох, все посыпались. Что ни говори, а жаль стало. Народ весь молодой, зда-аро-вай. Подкатываем к уездной милиции—большому каменному белому зданию. Во дворе заседланные верховые лошади. Снуют милиционеры с винтовками за плечами. Входим в канцелярию. Чиновники интересуются, кого привезли. — Беспаспортного. Вот пакет. — Ого, этот беспаспортный подозревается в большевизме. Вот он ка­ кой Гусь. Да и фамилия-то странная... Гусь... Сколько лет служу, а отродясь такой фамилии не слыхивал. Начинается допрос: —-Ты кто такой. — Гудзь. — Гус? Ха-ха-ха!