Сибирские огни, 1927, № 5
— Божий человик. — Что-о-о? Что та-ко-ое? Я тебя, болван, не о том спрашиваю, божий ты человек или сукин сын, а о том, как ты попал в Заводоуковское. Где твой паспорт? Где документы? — Що вы кажете? — Да что ты, не понимаешь, что ли, русских слов? — Господин писарь,— заметил один из мужиков,— мужик-от хохол. — Мне он хоть сам чорт будь. А должен понимать русский язык. Ска жите, пожалуйста, иностранец какой нашелся. Обыщите его. Обыск не дал никаких результатов. В карманах штанов нашли только махорку, спички, в сумке—кусок хлеба. — Как фамилия? — Гудзь... — Так и запишем. Гусь. — Звать? — Иван. — По отчеству? — Мыкыфорыч. Через пять минут белогвардейчик читал скороговоркой: «Препровождая при сем задержанного на заставе беспаспортного, наименовавшего себя кре стьянином Черниговской губернии, Новозыбковского уезда, Людковской во лости, деревни Старая Рудня Иваном Никифоровичем Гусем, 48 лет; вероис поведания православного, сообщаю, что вышеуказанный Гусь, судя по поведе нию внушает большое подозрение к большевистскому образу мыслей». — Ну-с, а теперь, сторож, отведи-ка его в каталажку. Мне никогда в жизни не приходилось сидеть в каталажке. Посмотрим... Маленькая, шесть шагов в ширину и пять в длину, комнатка с окном, забран ным темной решеткой. Деревянные нары. В двери отверстие, вырезанное на подобие бубнового туза... В комнате сидел, грустно поникнув головой, какой- то человек. Как оказалось впоследствии, это был чех, не пожелавший явить ся на мобилизацию чехо-словаков. Ложусь на нары. Итак, с точки зрения моих противников, я— государ ственный преступник и... контрреволюционер. Как относительны бывают че ловеческие понятия! Встав утром, чувствую: знобит. Прошу свести в больницу. Доктор, осмотрев, ставит диагноз: «малярия» и приказывает положить в палату. В палате чисто, тихо и уютно. Со мной лежат двое крестьян из окрестных деревень и один поднадзорный больной, бывший казначей в волостном Совде пе. Видя во мне своего брата, мужики, крестьяне не стесняются моего присут ствия и ведут разговоры с приезжающими их навестить женами о том, что творится кругом. — Ha-днях солдатов билизовали. Афоньку, Гришку Сизых да Ваньку Чеснокова забрали. — Есть слух, быдто скоро лошадей брать будут для хронту,—сооб щают деревенские бабы. — Известна наша жисть крестьянская: кто ни воюй, а мы, хрестьяне, раскошеливайся! — При царе воевали—сколь капиталу истратили да людей положили? Таперича русские промеж себя стали драться... — Не даром батюшка сказывал,—вздыхают бабы: «восстанет, говорит, народ на народ; отец на сына, сын на отца, а тогда придет конец миру».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2