Сибирские огни, 1927, № 5
Толпа расступается. И мы потихоньку начинаем удаляться, по-време- нам боязливо оглядываясь назад. Мужиков это веселит. -— Ишь поперли... язви их! Держи их! Держи!.. Нервы не выдерживают—ноги сами-собой учащают шаг. Наконец, мы пускаемся бежать. Пулей промчались мимо злополучного пруда. За ним густой перелесок. Снова спасены. Но надолго ли?!. Боясь повторения подобного случая, стараемся опять итти ночью, а днем, отдыхаем в кустах. В одну из таких ночей добрели до большой старожильческой деревни. Хлеб вышел, надо было снова где-то добывать. Чуткие собаки подняли такой лай и вой, что мы, боясь преследования, решили свернуть с дороги и обойти деревню за огородами. Смотрим—мелькает огонек. Пошли на него. Голодное воображение ри сует вкусные шаньги, каральки, свежий ноздреватый хлеб. Прокрадываемся к окну избы и останавливаемся в недоумении: за столом в избе сидят две жен щины—не то поют, не то плачут, а посредине стоит что-то в роде ящика. —■Ага, покойник. С покойника, понятно, взятки гладки, но все же решили зайти. — Здравствуйте, тетеньки! Испуганные появлением необычайных посетителей, да еще в глубокую- полночь, бабы онемело молчат. А вдруг выскочат на улицу, да крик поднимут? Мужики убьют. Как можно ласковее спрашиваем: — Что, тетушки, покойничек? — Когда преставился-то?—Старик, али сын? Одна из баб нехотя промямлила: ста-ри-ик. — Упокой, господи, душу раба твоего. — Отчего же помер-то? — А восподь его ведает! — Вот она жисть-то человеческая. Жил человек и—нет человека. — А без хозяина, известно дело, и дом сирота. Вот беда-то! — И не говори, батюшка, такая беда, такая бе-е-да! И баба, охваченная горестным воспоминанием, начала причитать: — И на кого же ты нас по-ки-и-нул?.. Удивительно глупое положение. Не уйти ли подобру да поздорову? Вижу—на столе лежит книга. Развернул—псалтирь. Перекрестившись, начал читать: «Благословляю господа во всякое время, выну хвала его во устех моих О господе похвалится душа моя, да услышат кротцыи и возвеселятся. Возвеличите господа со мною и вознесем дела его вкупе». Гляжу—бабы, вздыхая, истово закрестились. Товарищ от них не от стает. «Взысках господа и услыша мя и от всех скорбей моих избави мя. Присту пите к нему, просветитеся, и лица ваши не постыдятся». Читая, думаю—как бы достать пожрать. Неужели чтение «божествен ного» не поможет. Но нет, мои предположения оправдались—при прощании расчувствовавшиеся бабы наградили нас хлебом, спичками. Товарищ по на следству от покойника получил немного листового табаку. О курительной бумаге я позаботился сам, вырвав из псалтиря во время чтения несколько листков.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2