Сибирские огни, 1927, № 4
ская сходка. И когда Егор Никанорыч, оглядев собравшихся, находит, что пришли уже почти все, он криком призывает к тишине и порядку, и сходка начинается. Секретарь как -то брезгливо и нехотя читает бумагу. Мужики слушают внимательно, но понимают, видимо, плохо. — Постой!—несется и з примолкнувшей толпы озабоченный крик:—По што ты, к ак пономарь? Непонятно, незнатко этак-то! Ты пореже, поятней!.. — Пореже!?—фыркает секретарь и начинает читать медленнее. Полотнища самосадочного, едучего дыма подплясывают над головами, го вор и волнение взметаются к потолку: секретарь кончил читать, а председа тель откашлялся и, глядя куда-то вбок, обиженно сказал: — Теперь, ребята, гражданы, согласно инструкции, зачинайте свое з а седание и заводите этот самый крескон. Прошу только в присутствии ника ких безобразнее не делать и вообще понимать свою ответственность... Беднота остается одна, без начальства. Мужики с непривычки теряются, смущены. — Вот, видали!— ликующе кричит Афанасий и сразу возбуждает тол пу.—Закарежило их!.. Словно прорывается долго сдержанная сила: самые захудалые мужики, с гнилого угла деревни, ободранные, испитые и закорузлые в недостатках и в мелком пропое, вылезают вперед, неуклюже размахивают руками, стараются перекричать других. И в шуме и бестолковщине долго нельзя ничего р а з о брать и никто никого не слушает, и гомон стоит, как на самой свирепой сход ке, когда делят покосы или наряжают гоньбовую очередь. Но в этой сутолоке выделяется несколько мужиков потолковее и сдержаннее, они урезонивают других, они расталкивают крикунов, одергивают их, толкуют им резонное и убедительное: — Да тише вы, горлопаны!.. Этак прокричите без толку, а надо> дело де лать!.. Тише, говорят вам!.. И им удается установить порядок, а когда в сельсовете становится спо койно и толпа утихает, мужики жадно принимаются за дело. Неумело и сбив чиво облаживают они это дело, ощупью и беспомощно, но нутром и догадкой постигают они суть его. И, чувствуя свою неподготовленность, кто -то из му жиков в сердцах говорит: — Ну и люди, едри их капалку! Ни писарь, ни председатель, ни одна со бака не осталась людям подмогу сделать! И т ак как он выражает общее чувство, то сразу со всех сторон проры вается и летит: — По-омо-огут!.. Доржись крепче, чтоб тебе помогли!.. Кажный для се бя смотрит!.. — И волостны тоже умные: чем бы послать кого помозговитей, а они бума-агу! А с ей, с бумагой тут и разбирайся... Самосадочный, едучий дым треплется над головами рваными полотни щами. Дух в сельсовете навивается крепкий, непровороя-ный. Мужики потеют мужики обламывают собственное, кровное дело. Афанасий Косолапыч трется в самой гуще. Лохмы его трепещутся, как в вихре, его всего т ак и дергает от возбуждения, каждая жилка в нем ходу ном ходит: у Афанасия Косолапыча словно праздник годовой: шутка ли? Ка- верза-то какая против его начальства завинчивается!.. Афанасий Косолапыч проталкивается к толковым мужикам, которые облепили стол и возятся с бу магой, шикают на нетерпеливых и беспокойных, руководят собранием и впи тывают в себя и в себе преображают в законченный порядок суматошную и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2