Сибирские огни, 1927, № 4
дрогнули, расправились, в глазах сверкнул отблеск улыбки, словно отражение этого смеющегося лица. — Будем мы тебя, значит, приспосабливать к городу,— не снимая ла дони с его плеча, заговорил Коврижкин.—Следовало бы раньше, да ничего не поделаешь, промашка была. Теперь в училище, говорят, среди года не при- мают. Ну, а мы и так дело сварганим, не бойся!.. А ты рад, что в город пере бираешься? Учиться-то тебе охота? — Я, ежли не хотел бы,— зажегся решимостью парнишка и взглянул Коврижкину прямо в глаза:—так неужто поехал бы?!.. Я только з а хозяй ство боюсь. — Ты?!— весело удивился Коврижкин. — Тятька у нас плохой хозяин,— пояснил Васютка,—мамке тяжело одной-то будет... Архип виновато и смущенно крякнул: Павел Ефимыч захохотал, взгля нул на обоих и, не отгоняя смеха от себя, протянул: — Дела-а!.. Бодрый и здоровый смех Коврижкина еще больше расположил к нему Васютку. Парнишка приободрился, повеселел, стал развязнее. А позже, когда Павел Ефимыч повел их в столовую и по дороге показывал и называл разные городские места, Васютка уже совсем освоился и сам начал задавать ему во просы, жадно торопясь все узнать, обо воем проведать. Архипу можно было возвращаться домой в этот же день вечером, но после столовки, после разговоров с Павлом Ефимычем, после того, как были разбужены им партизанские воспоминания, он вдруг почувствовал необходи мость побыть здесь еще хоть немного времени. — Переночую я у тебя, Пал Ефимыч!— застенчиво сказал он. — Ночуй!—коротко согласился Коврижкин.—Только вечером ты меня не увидишь, заседать я пойду. Прокоротали Архип с сыном долгий вечер одиноко. Засиженная муха ми электрическая лампочка показалась Васютке морем огня, сверкающим, яр ким солнцем. Он потрогал недоверчиво выключатель и, когда по одному толь ко короткому и нехитрому движению его пальцев свет погас, а потом снова зажегся, парнишка не удержался и радостно засмеялся. — Електричество!— горделиво сказал Архип, словно это он причина, что свет загорается и тухнет от одного лишь слабого движения руки.— Без огня горит! Умственно выдумано. Тута, Василей Архипыч, еще и не такие чу деса наворочены. Вот увидишь! У парня горели глаза. В ясных глазах трепетала неосознанная жадная радость. Коврижкин пришел поздно. Гости, дожидаясь его, не ложились спать. Он сходил на кухню, повозился там с чем-то и, вернувшись, весело об’явил: — Доржитесь, ребята! чаишко скоро пошвыркаем!.. Состоялось! Немного погодя, в дверь просунулась голова рябой бабы: — Тащи, товарищ Коврижкин, свой чайник! Скипел! Сидели з а чаем долго. Долго ели городскую булку с колбасой. И булка и колбаса Васютке очень понравились, он ел с аппетитом и вышел из-за стола сытый, отяжелевший от пищи. — Сморило парня-то!— заметил Коврижкин.— Стели ему, Архип, по стель. И Васютка не заметил, как кончился для него этот первый день в горо де: он уснул быстро и крепко, и сон его был сладок и по-детски безмятежен. А Архип с Павлом Ефимычем остались еще сидеть и дымили в два ды ма табаком.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2