Сибирские огни, 1927, № 4
го парня стыдные, но горячие, но радующие слова, когда верила этим словам и доверчиво куталась в крепких об ’ятиях и не отворачивала лица, не прята ла губ от томящих поцелуев. А что сталось от всего этого? Она ушла, и не, по своей воле, а он не дождался ее, сменил на другую, и вот сейчас эта дру гая прошла мимо нее, отворачиваясь, с его ребенком... Но ведь могло же быть иначе! Душа тоскует, и раскрываются все старые, уже зажившие раны. В воскресный день тихо и прибрано в избе. Арина Васильевна, по-празд- ничному выспавшись, встречает Ксению молча, но ласково. К крестной вер нулась ее прежняя ласковость после того ночного разговора. Крестная носит в себе какую-то мечту, но пока еще не обнаруживает ее. Она не удержалась ь поделилась с верными подружками-соседками о том, что неожиданно услы шала от Ксении, и теперь ждет она чего-то, и, видно, еще не приспело время для того, что лежит у нее в мечтах. Но робко и несмело краешек этого выскальзывает: — Ксеночка...— говорит она, когда Ксения, раздевшись, садится к заиндевевшему окну:—Я вот что надумала. В Острожном, сказывают, ба тюшка новый, из схимников. Праведной жизни человек и ученый. Вот, бать бы, с’ездить к нему... Многим, сказывают, утешение молитвою дает он... А, Ксеночка? Ксения еще не стряхнула с себя острых* воспоминаний и отвечает ра стерянно и невпопад: — Вот и был бы теперь ребеночек мне утешением... Арина Васильевна испуганно вслушивается в этот ответ. Качает голо вою: — Да об чем?.. Коли господь не дал детей, об чем же тужить! Я тебе про батюшку острожного. Утешить молитвою, мол, сумеет он. Слышишь? Ксения слышит. Губы ее сжаты. Упрямые мысли морщат лоб. Рука те ребит кончик головного платка. — Слышу... Не верю я, крестная! — А ты поверь! Попробуй!.. И, торопясь использовать покорное молчание Ксении, крестная обру шивает на нее все, что узнала она у подружек-соседок о праведной жизни бывшего схимника, о душевном исцелении, которое он подал вот той-то да тому-то, о радости, которую приносит его молитва. И, может быть, пода вленная всем этим, Ксения внимательно и безмолвно слушает ее. Вечером, с первыми огнями к Арине Васильевне приходят соседки, сна чала одна, потом другая. Садятся тихо и затаенно , к ак в доме, где лежит тя жело больной. Вздыхают, смотрят друг на дружку, кидают сострадательные и умиленные взгляды на Ксению. Невзначай начинают разговаривать об о т це Сосипатре, острожном попе. Невзначай и исподволь пробираются ко Ксеньиному томлению. Осторожно, с бабьей, нигде необученной, но верной хитростью поворачивают речи свои как раз на то, о чем толковала Арина Васильевна. Т ак же, как и крестную, Ксения слушает их внимательно, но молчит. Но, не смущаясь ее молчания, старухи продолжают говорить, разгораются, кипят, поминают Христа, богородицу, святых, молитвенно вздымают глаза к иконам и порою чертят над иссохшими, плоскими грудями мелкие крестики. Они уходят чинно и степенно, опять словно в избе тяжело больной. И после их ухода, выждав немного, Арина Васильевна проникновенно и почти уверенно говорит: — В сретенье, Ксеночка, престол в Острожном. Тогды и поедем...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2