Сибирские огни, 1927, № 4

— А ты бы соснула... Неужто все думами сердце-то томить!.. Все про- свое думаешь? — Да. — Неужто уйдешь? — Уйду. Ксения отвечает скупо. Скупые ответы смущают Арину Васильевну Она протяжно вздыхает, и в избе снова замирает молчание. Уже опять на­ стороженно притаилась старуха, обиженная и растерянная, но внезапно Ксе­ ния начинает говорить. Крестная ловит ее слова и в изумлении, кряхтя, по­ ворачивается и садится на скрипучей кровати. — И уйти, ведь, мне, крестная, некуда... Одно бы дело, в монастырь. Да и монастырей, поди, теперь не осталось... В монашках бы, бать, отошла, бы моя тоска. Не пялили бы люди глаза на мою беду. Не рвали бы мое сер- душко, не галились бы... — Святители!..— радостный испуг охватывает Арину Васильевну. Слыш­ но в темноте, к ак всплескивает она руками:—Пошто же в монастырь? Ты бы так помолилась, дома бы.. Право слово, Ксеночка, от молитвы бы тебе по­ легчало!.. В монастырь-то зачем? Тебя, бать, судьба еще хорошая ждет... Крестную охватывает деятельное, суетливое возбуждение. Она гово­ рит громким топотом , будто боясь, чтоб кто-нибудь не подслушал. Она спол­ зла к самому краю постели и тянется в темноте к Ксении. А Ксения затихла и неизвестно, слушает ли она, или ушла в свои мысли и отгородилась от ста­ рухи, от старухиных слов. — Право слово, Ксеночка! сходила бы ты в Острог, помолилась бы... Кою пору, ведь, ты не маливалась. Вот в субботу с ’ездила бы да там и пере­ ночевала бы! Поезжай, девонька!... Заступнице свечечку поставь, помолеб- ствуй, ну, т ак скрозь облегченье тебе и выйдет!.. В щелистых ставнях тускло оживает рассвет. Он беспомощно льнет к толстому льду на стеклах окон, и тьма в избе попрежнему густая и непро­ ницаемая. Но Ксения улавливает слабые белесые признаки рассвета и пре­ рывает старуху: — Перестань, крестная! Ночь-то уж проходит... Поспала бы лучше. Ночной разговор окончен, прерван. И в короткие предутренние часы в- избе восстанавливается тишина. На утро Арина Васильевна выжидающе глядит на Ксению. Ждет чего-то,, не решаясь пока еще спросить. А Ксения хлопочет хмуро по хозяйству и ничего не говорит. 6. Когда душа тоскует, раскрываются все старые раны. Одна такая , почти забытая почти зажившая, ожгла неожиданной болью. В воскресный день вышла Ксения на улицу. Солнце прорвалось сквозь белую стужу и засверкало снежинками, засияло на снежных крышах, напои­ ло сочною синью густые тени. По снежно-солнечной дороге мимо Ксении прошла молодая женщина с разрумянившимся на солнце малышом, который неуклюже и весело перевали­ вался возле нее, закутанный в шубенку и шаль. Женщина взглянула на Ксе­ нию и отвернулась. «Марья»— укололась воспоминаньем Ксения и жадно разглядела ре­ бенка. А когда и женщина, и ребенок скрылись по улице, Ксения долго стояла1 неподвижно и одиноко на снегу. И живо и ясно прошли пред нею давнишние дни, когда, по-девичьи бес­ печная и по-девичьи же безрассудная, она выслушивала от ласкового и тихо­