Сибирские огни, 1927, № 4

И теперь дом опостылел. Тоска сжала, вцепилась—неотступная и жад­ ная. И нужно бежать от нее. И Ксения готова бежать. Мысль об этом бег­ стве пришла внезапно, в тот январский томительный день. Но когда Ксения высказала неожиданно для себя эту мысль, она ухватилась з а нее и стала ее развивать дальше. И тут пред Ксенией выплыл сложный и трудный вопрос: — Куда? Вопрос этот обрушился на Ксению великою тяжестью. Она припомнила людей и места, с которыми встречалась, в которых была. Она припомнила, подумала и с горечью решила, что уходить-то ведь и некуда. Несколько зна ­ комых и близких людей вспомнилось, и среди них раньше всех Коврижкин,— но ведь тот же Павел Ефимыч не понял ее тогда, спугнул ее радость, оказал­ ся таким далеким и чужим! — Куда же!? И в нахлынувшем на нее смятении вспомнила Ксения давний разговор с суровой неизвестной женщиной, соседкой по койке в грязном и смрадном лазарете. У женщины отняли обмороженные ноги, она молча страдала от этой потери и только однажды ночью, когда они обе не спали, подавленные своими несчастиями, женщина заговорила: — Нет нам с тобою, бабочка, теперь ходу в жизни. Обломали нас... Те ­ перь, кабы не позарили их да не обхаяли напрочь бога, одна бы дорога, что в монастырь, в обитель... Тогда, помнит Ксения, восстала она против слов безногой женщины. Ее возмутила обреченность ее и вера в тихую, но уже несуществующую обитель. Она горячо поспорила с соседкой, но т а осталась при своем и толь­ ко сурово и пророчески твердила: — Вот вспомнишь, когда горя хлебнешь, мои слова. Вспомнишь!.. Теперь она вспомнила эти слова. Неужели безногая женщина была пра­ ва? Неужели самым лучшим, самым простым, дающим покой и отдохновенье, было бы это? Уйти к богомольным, суровым, отрекшимся от жизни и от ее радостей женщинам? надеть черные одежды, привыкнуть к молитвам и по­ сту и перестать чувствовать людские, плотские соблазны и волненья? Ксения никогда не любила попов и ходила в прошлом в церковь только потому, что т ак всегда велось и так делали все окружающие. И когда при­ шли новые времена и люди стали открыто поносить бога и глумиться над по­ пами, Ксения не была с теми, кто злобно ворчал на новые порядки, на б е з ­ божников, на хулителей веры. Она почувствовала тогда, что в этом новом живая правда, и живая правда пришлась ей по душе. И еще совсем недавно она стала безмолвно на сторону деревенских комсомольцев, которые рассер­ дили крестьян, особенно баб, своей лекцией и безбожными картинками. Еще совсем недавно она и не задумывалась над богом, над святыми, над церковью. А теперь... Смутная мысль обожгла, смутила, встревожила. Хуже всего было то, что не с кем душу отвести, некому поведать про свое наболевшее. Есть возле нее крестная, Арина Васильевна, но разве ей скажешь и разве поймет она? Дни январские по-зимнему коротки. З а т о ночам нет конца и краю. В углах, на печке, по полкам шуршат тараканы. Жарко натопленная печь ис­ сушила воздух, и дышится трудно. От жары, от утомительной ночи, от дум нет сна у Ксении. Она ворочается на горячей постели. А недалеко от нее уже второй р а з в эту ночь просыпается крестная и прислушивается и следит на­ стороженно и украдкою. И вот в темноте в глухой затаенности ночи раздает­ ся осторожное: — Не спишь, Ксена? — Нет...