Сибирские огни, 1927, № 4

цветов, из приличия, самолет был окрашен блестящей алюминиевой краской и назывался почтовым. Эц смотрел, оценивая, как наездник чужую лошадь, по­ ка вбивали колья. И от лучей ли закатного солнца, теплевшего в оранжевых тонах, или от профессиональной страсти строгие глаза его разгорались боль­ шим огнем. Вечер шел привычно. Авиаторов отвезли в оттель и, когда оба они по­ сидели © ванне, оделись в новые костюмы, их пригласили ужинать. В полетах почти всегда приходилось есть на ночь, и Чанцев, у которого были заметны седые волосы, уже начинал подумывать о своем желудке. Чанцев предпочитал жидкое, суп, на званном же ужине аэроклуба были вина, от которых Чанцев, к общему почтительному удивлению, отказывался, так как принципиально не пил во время больших полетов, закуски, дичь, сласти. Чанцев воздерживался от этой несваримой, он полагал, снеди и встал из -за стола не наевшись. Ему представился ночной ресторан, сытная смесь по своему рецепту, музыка, все особенно почему-то привлекательное, т ак как для него это представля­ лось как раз тем, что по преимуществу и принято называть «Европой». И Чанцев попросил Эца «показать город»:. Эц поспешно согласился. Он оживил­ ся даже, выдавая неожиданное одиночество. Их, естественно, влекло друг к другу. Авиаторов их возраста почти не осталось; а с молодежью порой з а ­ видно проводить время: да, Чанцев заметил, в темных волосах Эца были т а ­ кие же серые линии, как и у него. —Очень приятно, очень приятно,—повторял немец, но бритое лицо его оставалось бесцветным, болезненным, и Чанцев-, отворачивался в тень, как будто взял лишний кусок с общего стола, краснея з а свой, все еще непобеди­ мый, румянец. Автомобиль с булыжной мостовой влетел на бесшумный асфальт цент­ ральных улиц. Чанцев заулыбался от ощущения покоя и безопасной безответ­ ственности, если можно так выразиться. Он боялся летать на самолете на­ блюдателем, пассажиром, когда рули держал кто-нибудь другой, а здесь на этом прямом уличном полу можно было довериться и женщине. Городок жил какими-то слабительными водами, истекавшими и з предгорий. Городок двести лет считался курортом, это была выгодная слава и было выгодно на эту сла­ ву не скупиться. Чанцев смотрел: улицы чистейше подметены, даже вымыты, самый сильный ветер не поднимет пыли, не то, что у нас, в стране базарных самумов, широкие бульвары обнесены металлической решеткой и вдоль тро­ туаров у невысоких (но, несомненно, таких же благоустроенных) зданий— отдельные деревья, яблони и груши, также загороженные одинаковыми ме­ таллическими кружками на шести подпорках. Движение не было большим, но каждый раз, когда проходил редкий вагон трамвая, зеленые огни на перекре­ стках заменялись красными, и все экипажи и пешеходы останавливались, пока вновь не появлялись зеленые огни. В одну и з таких остановок рядом встал шедший позади автомобиль, и Чанцев увидел в нем того же самого обыкновен­ ного, корректного вида европейца, что прохаживался в коридоре гостиницы и потом молча сидел напротив за ужином. Все это казалось таким незыбле­ мым и спокойным, что Чанцев вдруг стал томиться не то от желания сделать мертвую петлю, не то брякнуть бутылку посреди улицы. II. — Значит, вы, можно сказать, москвич, земляк? — Да. У меня было там свое дело. Перед Чанцевым испарялась экзотическим ароматом «московская селян­ ка», Елтышев глотал пиво, каждый р а з шумно дивясь его качеству, Эц нама-