Сибирские огни, 1927, № 4

Фекла опять поклонилась настоятелю: — Глупость наша все. Сделай милость, сведи, дело сделано, нельзя рас­ страивать. Не подругой же жить ей. Ведь, она крещеная. — Не глупости, а дурость. Егор подошел к Семену. — Ну, а ты что молчишь? Семен поклонился, с трудом выговаривая: — Сделай милость. — С верою и сердцем приступаешь ко господу или только ради бабы? В ответ затрещал бойкий голос Феклы: — Приступает он. Одумался. Как раньше... И опять молча поклонился Семен. — На бога больше поносить не будешь? Богохульством заниматься не станешь? Смотри у меня!—и Егор пригрозил пальцем, будто на сына свое­ го.—Обманешь не меня, а бога. Бог накажет за обман. Много ты нагрешил.— Он пристально посмотрел на Семена.—Прощайся! Семен стоял неподвижно. Егор ткнул пальцем в пол и крикнул грубым голосом: — Кланяйся! Не бойся, спину не сломаешь, молодая она еще. Те мне кланяйся, а душой— господу. Семен от злости и на себя, и на Егора, прикусив нижнюю губу, повалил­ ся, как подрубленный. После свадьбы целую неделю по ночам подолгу не спал Семен. Каждый день одни и те же думы о недавнем. От дум этих под глазами синими мешка­ ми обвисла кожа. Счастливым себя считал и в то же время, хватаясь за голо­ ву, громко шептал: осуждал. Ночью громко шептал: — А если узнают? Исключат? Егору поддался. Нет, я еще покажу себя, гак сделаю, что Егорушко как уж на сковороде виться будет. В утешение и оправдание самого себя говорил: -— Не волен в сердце человек. Ум—одно, а сердце—другое. Приподымал с подушки голову Саньки и внимательно всматривался в полные румяные щеки, в черные брови и густые ресницы. — Бабой еще красивей стала. Санька садилась на постели, обхватывала его шею руками и, улыбаясь, смотрела в глаза его. — Ты все еще не спишь?— трясла головой, а в ушах ее побалтывались серебряные с петухами сережки. — На тебя смотрю,— обнимал ее, прижимал к себе и валил на подушку; петухи в ушах позванивали. — Слушай, Саня, сними ты сережки, а то, как цыганка. — Ладно, ладно,— трепала по спине мужа потной ладонью. — Шашмуру*) сбрось и волосы обрежь. Знаешь что, ты мне т ак не нравишься. Санька обидчиво говорила мужу: — Тибе надо, чтобы засмеяли меня. По деревне пройти нельзя будет. Ни дурочка поди еще я, чтобы волосы обрезывать.—Санька отвертывалась лицом к стене, и вскоре слышался легкий храп ее. Семен повертывался на спину и смотрел на черный потолок. Опять при­ ходили те же тяжелые думы. В голове чувствовал острую боль, будто череп кто стягами разворачивал. *) Шашмура—головной убор замужней кержачки.