Сибирские огни, 1927, № 4

лицо Семена, сердце будто кто горячим языком лизнул, пересохли губы и дрожали коленки. =— Пойдешь за меня?—слова эти после неудобного молчания точно вы­ давил из груди и тотчас же почувствовал, что глупо как -то вышло, что надо было заговорить сначала о любви. И опять ласково посмотрела девушка в лицо парня, мотнула головой, дернула поводья. — А ну ты, лентяй кедровский! Повернула в его сторону слегка улыбающееся лицо и крикнула: — Не в лесу, ведь, сватают. Долго смотрел ей вслед, рукой помахал, хот» она и не оглядывалась; больше. С этого дня о ней только и думал. Работа на ум не шла. Ночью ча­ стенько снилась она в том розовом сарафане, в котором видел ее в первый речер. Во сне обнимал ее, целовал полные румяные щеки, а проснувшись, утирал пот со лба и говорил: — Она, видно, суждена мне. Моя, видно, судьба. VII. Молодой сентябрь сыпал на землю звонкие золотые дни. С гор сере­ бреными клубками скатывался речной поток. В горах шумели реки. В долине урчали прожорливые молотяги, глотали тугие, свинцом ядреного хлеба наби­ тые, снопы пшеницы. Щелкал бич коногона, тянулся голос его певучий: — Но-о-о-о. Но-о-о-о. Ро-о-оди-имые! Бабы скребли деревянными когтями граблей плотную землю тока, вы­ ше себя подбрасывали солому, в клубки свивали ее. Румяные лица их запы­ лились. Белизной сверкали все еще, точно серебреные, зубы. Искры метали полные жизненной радости глаза. При виде золотистого зерна пшеницы серд­ ца наполнялись радостью, выливали ее в пахнущий хлебами воздух. Санька— в последней паре. На запыленных щеках ее пробивался румя­ нец. Глаза тянулись к свежим ометам соломы, за полными боками которых скрывалась серая красноармейская гимнастерка. — Саньку, однако, комары кусают, ишь вертится как ,— баба около ба­ рабана подмигнула соседке,—и полетели слова эти от плеча к плечу, вызывая улыбки. Санька не замечала этого. Она следила з а его движениями. Вон он, навьючил на вилы огромный пласт соломы и, выпрямляясь, бросил на нее ми­ молетный взгляд. Порывисто уркнула машина и захлебнулась сырым неразрезанным око­ пом. — Т-тпр-рру-у-у-у. Бабий визг покрыл протяжный голос коногона. Над головами мелькали желтые хлопья. Друг на друга бросали солому, людей заваливали ею и катали по току. Бабы стаями—с визгом, с хохотом— набрасывались на мужиков. Семен шесть баб, набежавших на него, повалил в кучу, сам сверху сел. Из- под низу выползла Санька, толкнула в спину: — Верхнего давить! Задыхаясь от хохота , ползли бабы на Семена, к земле придавили его. Санька— внизу копошащегося муравейника людей. Обжег ее горячим шо- потом: — Уф, ты! моя хорошая! — Но-о-о. Но-но-о-о!—Хлестнул по ушам голос коногона. Лица сдела­ лись серьезнее,— бабы, хватая грабли, становились на свои места. В полдень встретил ее между свежими ометами соломы. —• Ну дак как, Саня, пойдешь? Поверь, что я тебя люблю, люблю боль­ ше всего на свете. До самой смерти любить буду, обнимать, целовать...