Сибирские огни, 1927, № 4
ловина туловища Тоогоша; казалось, плывет он по зеленому морю, придер живаясь з а красноватый поплавок. — Выросла густая трава: много сена накосит Тоогош, много скота дер жать будет, из коровьего молока араку1) делать станет,— унылым подвываю щим голосом напевал он. Песня его оборвалась на полслове: остановился он посредине долины, прищурив глаза, посмотрел в даль. — Не трава там. Урус-собака!..—крикнул он и, сшибая коричневые се режки саранок, помчался к синей полосе. От речушки тянулась к дорожке полдесятинная полоса льна. Солнце об ливало долину золотой струей. Лен густоволосый, стыдливо прищуривши си ние глазки, клайялся, показывая сизую спину. Тоогошу показалось, что си ние глаза цветочков, покачиваясь, смеются над ним. Камнем упал с лошади в мокрые волосы льна, освирепевший рвал его и бросал под ноги коня. — Мой покос пахал!.. Урус собака!— кричал он. Завернулся на коня, махнул рукой, ударил рыжего по крутой шее и по несся к новому кочевью, потрясая вж>здухе бронзовым кулаком. После полудня спустилось с перевала стадо коров. Три раза прогнал его Тоогош по полосе, ворчал, оглядываясь на черные плешины. — Не сей на нашей земле. Степь забрал, Алтай-кижи2) прогнал, да и сюда лезешь. Нам землю эту человек приезжий отводил, помню. Тоогош в тот год той 8) делал. Остановился на краю полосы, прищуренным взглядом пошарил по траве. — Т ут яма была. Сам копал, угли бросал. Прошел з а полосу, бродил по молодому березнику— нет ямы. — Там яма!— пошел обратно к полосе, а в голову прокрадывалось со мнение: а если русских земля эта , что тогда? Зачем, скажут, Тоогош лен топтал? Стадо отошло к реке, улеглось на мягком зеленом ковре луговом. Ко ровы, старательно пережевывая жвачку, тяжело отпыхивали, а старик все еще бродил. Смял траву вокруг полоски, прошел до горы1— нет ямы. В густом берез- нике неожиданно нога в воздухе повисла. Приподнял наклонившуюся траву— перед ним была яма. Покрутил головой Тоогош, спустился на дно, ощупал стенки. — Новой яма. Корни топором рубил. Потом опять пошел на льнище. Часто останавливался, топтался на месте, мягкость земли ногами прощупывая; припоминал давно ЛЦшувшее. — Там на скале большой сосна был, т у т—березки. Выбежал на середину полосы, крикнул глухим г о р г а н н ы Р ^ л о с о м : —*. Т у т яма был! Закопал собака! День и ночь дымили серые юрты. Цвели поляны яркими чегедеками4) женщин, новыми тулупами мужчин. Гуляли свадьбы алтайцы, аракой брызга ли по зеленому лугу. А на зимовье работники Егоровы острыми косами ско блили землю луговую. В травах звенели косы. Прыгали кверху почерневшие огоньки, угрожающе трясли головами и с шумом ложились в ряд. Сам Егор бродил по льнищу, подымал редкие, пожелтевшие волосья льняные. — К то же э то напакостил? Какой злодей? Узнать бы! Тоогош сукин сын, знать -то ,— громко сам с собою разговаривал.—Подожди, я те покажу I *) Арака—самогонка из молока. 2) Алтай-кижи -алтайский человек, как называют себя алтайцы. 3) Той—свадьба. 4) Чегедек—верхняя одежда замужних женщин.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2