Сибирские огни, 1927, № 4

из народной массы, потому что слишком большую роль играет в ее жизни момент пола и материнства. Плох революционер из «Четырех глав», ибо «без достаточных основа­ ний переспал» с артисткой, подругой детства, в которую был, как видно, с детства влюблен, хотел на ней жениться и вспоминал ее перед смертью. По мнению тов. Мирецкого, «революционный народ» делает, очевидно, лишь то, что ему предписано агитационными плакатами. Крестьянин пашет, с надеждою и гордостью поглядывая на охраняющего его красноармейца с винтовкою, рабочий кует у горна, держа в левой руке красное знамя, рево­ люционер-подпольщик сидит в тюрьме и машет МОПР’овским платочком, а~ если же около сих героев видны женщины, то обязательно комсомолки в красных косынках и с мускулами, развитыми по всем требованиям Спорт- интерна. А, между тем, кому же неизвестно, что именно гнет в области чувства, неудачная семейная жизнь, невозможность удовлетворить инстинкт материнства очень часто делают женщину борцом за освобождение свое и своих товарок. А разве не личные большие потрясения часто делают косного вообще крестьянина вождем массы односельчан в революции? А тема любви начинающего осознавать себя рабочего или крестьянина к интеллигентке не стара ли в своей правдивой значимости, как сама революционная беллетри­ стика? Софрон и Виринея не нравятся Мирецкому тем, что их пробуждение от растительной жизни началось с чтения романов. А с чего начал Горький, все почти писатели и з народа и многие из рабочих и крестьян-революционеров? Что было читать Виринее и Софрону до революции? «Капитал»? Прокла­ мации? Т ак и сеялись по деревням прокламации! И каждому, начавшему чи­ тать мужику, учитель, поп и урядник рекомендовали выписать «Правду»! Возмущает Мирецкого сложность психологических переживаний Со- фрона, узнавшего, что, любимая им, как образец чистоты, учительница легко отдается интеллигентам, возмущает любовь к природе, «соломоновский» страх неизбежной смерти и жажда жить у Виринеи. Мужичку таких тонко­ стей иметь не полагается! Работать должны по инструкции агрономических комитетов и правления НОТ, любить по популярно-гигиеническим брошюрам, а думать по Мирецкому. Самое же замечательное в рассуждениях Мирецкого— это сногсшиба­ тельное открытие, что революционеры среди крестьян - Софрон и Виринея— не кондовые мужики, а потому и лживо изображение революции в деревне у Сейфуллиной. «Софрон до революции—бесхозяйственный пьянчуга». «Ви­ ринея и з деревни убежала в город и там городским господам услуживала, на постройке железной дороги работала и инженеров белье постирывала». По Мирецкому, крестьянскую да еще антикулацкую революцию 18 года начинали исконные, крепкие, не развращенные батрачеством и отходом на городскую работу, романов не читавшие, избой, женой, ребятами, лошадьми довольные, не пившие, «без пути» не любившие крестьяне. Те с царских патриотических картинок: с сытыми лошадками, здоровенными бабами, ико­ нами в углах избы, в справном, «национальном» обряде. Вот куда можно зайти, стараясь во что бы то ни стало доказать боль­ ше, чем можно и нужно. А у Мирецкого есть ведь и дельные мысли о Сейфуллиной, напр., о не­ обоснованности психологических перерождений большинства ее героев. Однако, теперь, после появления «Встречи» и «Каин-Кабака», попут­ нический характер творчества Сейфуллиной, резкая грань между ее художе­ ственным мироощущением и подходом к жизни таких писателей, как Лебе­ динский, Гладков, Ляшко— ясны каждому из нас, хотя, может быть, лишь- «интуитивно», без возможности их логически доказать.