Сибирские огни, 1927, № 4

Между тем, резкоотрицательное отношение Сейфуллиной к пролетар­ ской литературе; своеобразие политического мировоззрения, высказанного в «Лоскутках мыслей о литературе» («партийное скопчество», «принятие ре­ волюции»... не в казенном смысле этого слова, а психологическом); наконец, какое-то явно ощущавшееся отсутствие всякого следа специфически-проле- тарских, специфически-коммунистических мотивов в. творчестве Сейфулли­ ной делали ее творчество темой, интересной с методологической и литера­ турно-политической точки зрения. Вставал вопрос: как же расценить Сейфуллину, писательницу, не­ сомненно революционную, с точки зрения ее классовой принадлежности? Воронский, не признававший деления литературы на пролетарскую и на революционную, но не пролетарскую,—делал из Сейфуллиной лишний аргу­ мент против напостовцев. Я, признавая это деление, вынужден был, по-со- вести, но скрепя сердце,— так как здесь явно чувствовалась какая-то неуло­ вимая сознанием натяжка ,— признать Сейфуллину пролетарской писатель­ ницей и вступить в глубоко-ошибочную, в общем, полемику с напостовцами, обвиняя их в сектантском подходе к понятию пролетписателей. Как же-де ничем не погрешившие против идеологии пролетариата Лавренев и Сейфул- лина, Малашкин и Буданцев— попутчики, а напутавший в «Завтра» Лебедин­ ский— пролетписатель? Критики, хотевшие доказать, что Сейфуллина писательница мелко­ буржуазная, вынуждены были «придираться'» и обвинять Сейфуллину в не­ существующих грехах против революции. Совершенно дикий и глубоко вредный характер носила критика Г. Яку­ бовского («Сейфуллина и ее критики», «Новый Мир», 1925 г., № 10). Без­ доказательная, софистическая по приемам и неосновательно резка» в той части, которая касается художественных достоинств творчества Сейфуллиной, критика Якубовского доходит до совершенно недопустимых приемов в раз­ боре идеологической стороны творчества Сейфуллиной. Оказывается, что основная мысль «Перегноя» в том, что большевики— навоз, пригодный лишь для удобрения русской земли своими трупами. Это доказывается (не удивляйтесь, но прочтите сами Якубовского) так : в «Право­ нарушителях» милиционер (!) говорит беспризорным ребятам: «Навоз вы— одно слово». А в «Перегное» один из крестьян (!) говорит: «Земля нынче хорошо родит. Большевиками унавозили». Именно так аргументирует «про­ летарский» критик Якубовский, забыв, что эмоциональной окраской «Пере­ гноя» является сочувствие к крестьянской революции против войны и ца­ ризма и к борьбе с реакционным кулачеством. Оказывается, что повесть «Пе­ регной» контр-революционна потому, что в ней председатель совета изнаси­ ловал «заигрывавшую» с ним учительницу, а крестьяне убили доктора, з а ­ подозрен в его громоотводе средство давать сигналы казакам . Но у Неверова, столь превозносимого Якубовским, в «Гусях-Лебедях» крестьяне-повстанцы гуртом насилуют попадью, а у Серафимовича красные партизаны убивают детей атамана на глазах у матери. Столь же трудную задачу доказать «слишком много», а именно не­ состоятельность Сейфуллиной, как революционной писательницы, ставит се- Се Мирецкий («Октябрь», № 6, 1926 г.). Мирецкому приходится доказывать, что нелепо-де считать з а тип крестьянина-революционера Софрона потому, что у него любовь и революционная работа переплетаются, что, именно, оскорбленный в своей любви к учительнице он особенно решительно начи­ нает крушить кулаков и «бар» (т.-е. интеллигентов, тянущих к кулакам и казакам) . Виринея для Мирецкого неприемлема, как тип женщины-бунтарки