Сибирские огни, 1927, № 4

Вагонетка останавливается. Детина сопит и вытирает рукавом окро­ вавленного дрелевого дождевика малиновое лицо. — Ну, что, ссыпать, что ли?.. Миниатюрный засольщик— на вид мальчишка лет 18, хотя ему по паспорту больше 25— вертлявый, болтливый и крайне впечатлительный, не выдерживает: —- Что-б тебя задавило твоей вагонеткой, чего прешь без всякого пе­ рерыву? Видишь— завал... Вези к другому штабелю!.. Что мы— каторжные?.. Работаешь-работаешь... Вертлявый засольщик слывет з а тонкого «симулянта» и потому особы­ ми симпатиями рабочих не пользуется, но такое настроение обще всем— це­ лый хор отборнейшей ругани, постепенно нарастая, сыплется на обескура­ женного вагонетчика. И даже по-восточному терпеливый японец-укладчик, работающий на штабеле, согнувшись вдвое, устало распрямляет сгорбленную спину и уныло тянет: — Горбуска много-много... Худана (худо)... Маленький засольщик дошел до эк с та за— блестя мышиными глазками на рябом изможденном личике, он патетически потрясает над головой ру­ ками, кажущимися чудовищно-огромными от налипшей кровавой соли, со свисающими розовыми сосульками—и заливается соловьем: — Видишь, рядом отдыхают? Для них почему рыбы не дают?! Да мы их отрабатывать, что ли, должны?.. Там полеживают, а тут работай! Нет, дудки!.. Работаешь-работаешь... Его злобный осипший тенорок сыплет мелкой барабанной дробью... Окатава подавальщика, как гулкие удары большого турецкого барабана, бум... бум... — От'ився з вагонеткою... Бугай... «Бугай» добродушно ухмыляется, скребет в затылке заскорузлой пя­ терней и конфузливо оправдывается: — Да я что-ж... На пристани ругаются... Управляющий ругается... А соседний штабель, оскорбленный прозрачными намеками зубастого засольщика, зычно шлет ответные реплики, обильно уснащенные забористы­ ми поминаниями бога в самой непристойной обстановке и в общих чертах подвергающие сомнению не только добрую нравственность ближайших пред­ ков строптивого малыша, но даже, самые его права на существование... Издали— на шум—бежит управляющий— парень простой, и з рабочих, но— как всякий управляющий... — Ребята! Ребята! Снова разговоры? А дело стоит!.. Ребята с неохотой снова принимаются за прерванную было ненавистную засолку, постепенно затихая. Быстрое мелькание рук, ритмичное шлепанье... И уже только изредка—визгливый тенорок: «работаешь, рабо­ т а еш ь » . .—и меланхолические матюки соседнего штабеля... Все лето побережье Охотского моря— от самого Охотска до крайней южной оконечности Камчатки—мыса Лопатки, где заповедник редчайшего в мире камчатского бобра— и дальше, по восточному берегу до крайних се­ верных вод Берингова пролива— кипит напряженной трудовой жизнью. Десятки тысяч беспокойного, разгульного, пьяного люда заселяют пу­ стынные берега. И в редкие дни отдыха, когда рабочий не знает, чем з а ­ полнить свой досуг, безудержный разгул и пьянство возмещают многие дни тяжелого труда. Надо с сожалением заметить , что разумное и полезное развлечение для промыслового рабочего пока что недоступно. Да еще и тем не легко справить­ ся с разгулом, что рабочий на Камчатке—случайный гость, живет, как на вок­