Сибирские огни, 1927, № 4
— Ныч— ыч!—дико ответили горы. Елтышев не отзывался. Чанцев кричал, пока его не перекричали горы,, с каменной своей настойчивостью. —Ныч—ыч! — Ныч—ыч! Пришла ночь. Чанцев скрючился в своей кабинке. Он проснулся от сви репого холода. Было ясно. Чанцев завертелся от боли и страха. «Елтышев,—• свалится окаянный!»— думал он; но у него были приятные мысли: вот, Елты- шев спустился где-то и значит скоро явится с людьми, пропеллером, с едой. Вдруг, у нависшей скалы, загорелось ярчайшее желтое пятно. Это могла быть только парадная Елтышевская рубашка, вывезенная из Урги. Чанцев побе жал. Рубашка была беспощадно распластана и пришита к брезенту. Рядом, стояло ведерко с бензином. Чанцев отдернул полог. Под каменным навесом, урчала паяльная лампа, поставленная пламенем к скале. Елтышев проснулся и сел. ; ■ 1 ' i \ —Ну, что, Сергей Петрович, дела наши прохи?—сказал Елтышев-; но от теплоты, оттого, что он больше не один, Чанцев повеселел. — Ты изобретательный человек, Иван Иванович. С тобой не пропадешь. —Механика!—эевнул Елтышев. —Дела, дорогой, плохи. IV. Елтышев не с’ел своей булки и своей колбасы, он с’ел немного, но к а к не делился он честно с Чанцевым, на третий день оба проснулись в голод злой и страшный. Елтышев хлебнул из фляжки и закрыл пробкой. —Дай! —Ты, вед, не пьешь,— скривился Елтышев. Накануне они еще ра з вместе обошли гребень. Елтышев нашел узкий камень сдвиг, пояс, «бомчик», как называл Елтышев, они шли по нему вниз и снова вверх много часов, пока бомчик не вывел их на широкий лед. Они кричали от изнеможения и радости и через минуту увидели свой аэроплан, Больше они не пытались выбраться. Тогда, в жестком мешке их пещеры, при лиловатом свете паяльной лампы, Елтышев сказал , чтобы отделаться от своих дум. —Это, я думаю, никто другой, а этот самый херр Эц. — Что? —Он маслопровод ковырнул. Больше никого не было. Впрочем, кто виноват? Мы и есть сущие дураки. Я,' мол, большевик, здрасте, пожалуйста, а я два ваших самолета сбил. Потом я узнал, да он сам говорил, что был у не го магазин в Москве, потом его разгромили, а большевики доканали. Нечего сказать , приятель. Пьем, говорим, а он, может, фашист! Мысли мучили Чанцева еще раньше, он понял сразу, но спросил: «Что?» из какой-то последней самозащиты. —Какие у тебя основания? А ночью ты был на аэродроме?— напал он на Елтышева... —Какие у тебя основания? А ночью ты был на аэродроме?— напал он роятно, лучше забывался голод. Мысли привели Чанцева к обрыву. Елтышев с утра молча взялся з а работу. Ругань больше не помогала.. Елтышев изобретал работу,— перематывал амортизацию, мыл замасленный
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2