Сибирские огни, 1927, № 4
ства к Колчаку,—Массарик прозвал его самозванцем (авантюристом),— я по старался бы расположить их к последнему. Но мне, командовавшему ими и отвечавшему з а их честь и жизни, ка залось преступным жертвовать пятидесятью тысячами храбрецов:, истощен ных войной и лишениями, ради удовольствия и выгоды пройдох, спекулянтов и грубых реакционеров, собравшихся в Омске и представлявших прежнюю Рос сию. Я выделяю самого Колчака, ответственность с которого снималась его нервным заболеванием. Впрочем, чувства, которые, к ак я сказал выше, вооду шевляли чехов, разделялись всеми прозорливыми и свободномыслящими людь ми, которые видели преступления, ложившиеся на ответственность омского правительства: длинный ряд убийств, который развертывался, начиная с уфим ских учредиловцев в декабре 1918 г. до иркутских заложников, утопленных в Байкале в январе 1920 г.; бесстыдное взяточничество министров и их свиты; кражи интенданства и администрации, мотовство генералов, грабежи, жерт вой которых являлось трепещущее население, полицейские зверства, возве денные в систему, и, наконец, преследование всех тех , кого подозревали в не- сочувствии правительству и которых причисляли по этой причине к больше викам. «Число тех , кто признает правительство, не велико»,— заметил мне иностранный консул летом 1919 г.,—«и оно уменьшается с каждым днем». «Во времена Николая II не творилось то, что творится сейчас»,— говорили мне социалисты-революционеры, которым я спас жизнь, и я отвечал им, что, оче видно, не стоило труда сменять правительство. Русский полковник Родзянко, за столом самого генерала Нокса, заявил мне, что в Омске «было слишком мало джентельменов» и что, будучи убежденным монархистом, он сидел в Си бири на крайней левой. Генерал Нокс и сам иногда выражал сочувствие т а ким мнениям, особенно, когда испытывал некоторое отвращение к своим обя занностям командующего тылом страны, у которой не было фронта: напри мер, он видел, как русские войска новых формирований, обученные его ста раниями, одетые в прекрасные английские мундиры, которые он им доставил и на которых еще не успели сменить пуговицы, показывали спину, как толь ко их ссаживали с поезда, и переходили к красным. Может быть, он не забыл пленарное собрание союзных миссий, состоя вшееся 29 июля 1919 г. в министерстве иностранных дел в присутствии посла С. Штатов, где, описав со справедливой жестокостью все, что творилось, он закончил перечислением всего снабжения и загубленного материала и доба вил: если теперь я попрошу еще что-нибудь у моего правительства, пусть мне скажут, что я «от ’явленный дурак». Мои офицеры признавались мне, что они против воли поддерживают такой режим, и один и з них в моем присутствии сказал в посольстве С. Шта тов, что, принадлежала к семье, в которой приверженность к законной власти является наследственной, но, будь он сибиряк, т о предпочел бы Колчаку боль шевиков. Я сам, ничем не способствовавший возвышению последнего, спраши вал себя не раз, не ложится ли и на меня ответственность за преступления, совершаемые ежедневно, в связи с той косвенной поддержкой, которая дала омскому правительству возможность существовать. Мысль, что область моей деятельности стоит вне политики, не ослабля ла угрызений совести, часто изливавшихся на страницах моего дневника. Я думаю, что, несмотря на плохую память, генерал Нокс должен испытывать, еще более горькое угрызение совести. М. ЖАНЕН».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2