Сибирские огни, 1927, № 4

ты и рука приподнята, как будто он эабыл сказать что-то. Чанцев проверил курс, послушал машину и ему стало легко. Он удобно откинулся на мягкую спинку кресла. Теплый ветер бил в лицо, ветер тяжелый и все-таки освежа­ ющий, как электрический душ. Чанцев прожил в воздухе не одну тысячу часов и с каждой тысячей острее ждал успокоения полета. Жизнь не давалась даром. Он сделал больше километров, чем от земли до луны; но земля всегда грозила опасностью. Жизнь на воздушном дне, если подумать холодно и точно, не была хорошей. Только здесь, за рулями, он больше всего был человеком, свободным и спо­ койным. Он смотрел вперед. Там, в горах, облака были сплошные; но, все- равно,—он давно решил подняться выше их, выйти к солнцу и верить в удачу. Позади дремал с открытыми глазами Елтышев. Он провел хорошую ночь и улыбался от того же знакомого ощущения свободы. Это походило на 1917 год, когда он в первый ра з вышел и з тюрьмы. И Елтышеву стало даже страшновато: ведь, по неизбежной логике, вместо тюрьмы, невольно под­ ставлялись— партия, служба, жена... Голубе'ли горные дали. Чанцев поднимался выше. Заметно расширялась при дыхании грудь. И теплота исчезала вместе с воздухом. Она казалась такой же осязаемой, пла­ вала у земли и пропадала навстречу холодному блистающему солнцу. Чанцев постепенно застегнул все пуговицы и крючки своей теплой кожаной куртки. Облака плыли многими слоями. Сверху они были белые и глухие, как ;вата, которой заткнуты уши. Все меньше становилось просветов с темными лесными склонами и лоскутными полянами долин. И, наконец, когда ясно на­ двинулись первые снеговые вершины, облачное неровное дно растеклось проч­ но, повсюду. Чанцеву вспоминались рассказы и очерки, посвященные авиации, з а ко ­ торыми он следил. Там встречалось много торжественных словечек, в роде— неиз’яснимый, невероятный, чудовищный (ая, ое) по поводу самых обыкновен­ ных вещей: скорости, облаков, ветра. Он, не замечая, испытывал приятное сознание превосходства над авторами. Ему было забавно читать, что при­ вычные полеты, в которых приходилось участвовать этим, очень в сущности боящимся за себя, людям, всегда выдавались чуть не за рекордные. Рассказы­ валось, например, к ак едва не оторвало руку ветром, когда писатель про­ щался с провожавшими, а потом выяснилось, что машина-то была малосиль­ ная, и « 1 ветер», т.-е. скорость, была, значит, не велика... Стрелка альтиметра поднималась к 4 тысячам, но горизонт был ровен и низок. Из облаков нельзя было выйти, вероятно, раньше, чем через час, и Чанцев слушал мотор. Нет, в нем не было никаких шопотов предательства. Т а к он летел, слушая песни радостно освобожденной силы. Вдруг под ногой густо скользнуло что-то неприятное и жирное... Так, давно-давно, в детстве, он, мальчик Сережа, раздавил жабу. —Масло!—закричал механик. Чанцев поморщился: это было неделикатно,— ведь он, может быть на секунду раньше, заметил опасность. Контрольный аппарат, на который Чанцев обращал всегда меньше все­ го внимания, вопил последним килограммом горголя. Пилот не испытывал ни страха, ни досады. «Что ж, т ак ведь должно бы­ ло случиться когда-нибудь». Чанцев посмотрел вниз, на белое лишенное волн море, бесшумное, как мертвый с виду капкан. Снизиться туда— последний шанс. Поэтому нельзя итти вперед, ожидая, когда остановится скоро мотор. Чанцев повернул к снежной клыкастой вершине, поднимавшейся над всеми Облаками, словно единственный в море айсберг. Там надо было найти ледя­