Сибирские огни, 1927, № 4

керосиновой лампочки, появляется на столе вместе с самоваром чайное хо­ зяйство—и всем троим становится немного легче. Но и з а чаем не завязывается непринужденная беседа. Вера Алексеев­ на пытается рассказывать о чем-то веселом, она хочет втянуть в разговор Ксению. А Ксения не поддается. Она отгородилась своим бесстрастием от всего окружающего и ее невозможно расшевелить. Тогда Вера Алексеевна решает­ ся действовать напрямик. — Я ведь, Ксения, приехала к вам, чтобы поговорить о деле! Тревожный огонек загорается в Ксеньином взгляде. Она делает движе­ ние, будто готовясь бежать, но остается на месте. — Какое может быть дело?— устало говорит она.—Я никакого дела не знаю... •— Дело серьезное!— идет в открытую учительница.—Вас, Ксения, ка ­ сается... С вами что-то происходит, а вы скрываетесь даже от своих друзей Вот Коврижкин, Павел Ефимыч, беспокоится об вас... — Ему какая забота обо мне?—горько произносит Ксения, наконец, прерывая свое оцепенение.—Я не дите... Сама об себе должна заботиться... — Вам помочь хотят... — Не надо мне никакой помощи! Вера Алексеевна подыскивает слова, чтоб продолжать дальше, а слов подходящих, чувстует она, нет у нее. Нет нужных слов, чтобы пробить страст­ ную отчужденность, владеющую Ксенией. Вера Алексеевна понимает, что все ее попытки будут неудачны, но она еще раз пробует: — А вот к попу за помощью вы ездили? Ксения сжимает пальцы до хруста в костях. Наклоняет голову. Голос прерывист у нее: — Ездила...—хрипло соглашается она.—Теперь о т ’ездилась! — Да ну?..—всполошенная радостным удивлением, восклицает Вера Алексеевна. Поняли, значит, что пустое это?!.. — Мне теперь все равно... Безнадежность, звучащая в голосе Ксении, сразу без остатка уничто­ жает минутную, обманную надежду Веры Алексеевны. Безнадежность и об­ реченность властно господствуют над Ксенией, и это проявляется у нее во всем: в каждом движении, в звуке голоса, в том, к ак она сидит, как накло­ нила голову, к а к сцепила пальцы. Вера Алексеевна с тоскою понимает, что разговаривать дальше нель­ зя. Она умолкает. На этот р а з окончательно. И только потому, что уже поздно ехать обратно, она остается ночевать. Утром она хлопочет о лошади, добивается ее и уезжает . Уезжает с тя ­ желым чувством. Прощаясь с Ксенией, не выдерживает и по-женски беспри­ чинно подавляет глубокий вздох и шепчет ей: — Ах, вы, моя бедная!.. Выезжая из Верхнееланского, долго слышит Вера Алексеевна из самой глубины больного сердца вырвавшееся: — Мне теперь все равно!.. 27. Сорок утренников идут отмеренной чередой. Скоро, скоро сдадут моро­ зы, скоро зазвенит с крыш светлая и певучая капель. Скоро на реке пойду i ржавые пятна, и неверными и опасными станут речные дороги. В городе в полдень на тротуарах серое месиво подтаявшего снега и грязи звучно хлюпает под ногами пешеходов. В городе длинные ледяные со­