Сибирские огни, 1927, № 4

этого бесплотного голоса, но не смогла. Тяжелая оторопь напала на нее и лишила сил. Она с ужасом и с неожиданно прилившим к сердцу мучительным желанием стала ждать, не повторится ли э т о т зов, идущий неизвестно о т ­ куда. Она ждала, сама не зная, почему. Но кругом все было безмолвно. Где- то вдали прозвучали чьи-то голоса. Это не было то, чего она ждала. Рука ее крепче сжала скобку, рука дернулась, и дверь пред нею раскрылась. Она вошла к попу. В э то т раз она пробыла у Сосипатра совсем недолго. Монах заметил ее смущенье, стал добиваться от нее его причины. Но Ксения не рассказала ему о том, что случилось с нею у дверей. Она утаила свой сладостный и поч­ ти радостный испуг, который пережила она так недавно. И, выйдя от Соси­ патра, Ксения ощутила, что ни за что в жизни не смогла бы она ему рас­ сказать об этом. А дома, в Верхнееланском, потянуло ее с этого мгновенья к морозному тихому одиночеству, потянуло из тесных и жарких стен избы. И стала она останавливаться среди двора, прислушиваться к чему-то, чего не слышала, или утрами, ранними зимними утрами задерживалась у прорубей, над дымя­ щейся ледяной водою. В избу возвращалась она с возбужденным лицом, словно стряхнув с се­ бя только что сладкий и тяжелый кошмар. И в такие минуты отвечала Арине Васильевне на ее случайные вопросы так странно, так невпопад, что крест­ ная прямо обомлевала. Крестная решила, что Ксения захворала, что ее нуж­ но лечить. У крестной на всякий случай за божничкой хранились пучки бо- городицыной травки и девятильнику. Крестная знала ряд испытанных средств от десятка болезней, да к тому же в деревне была Парамониха, бабничавшая и лечившая всех больных. Арина Васильевна озабоченно сунулась к Ксении- — Занемогла, Ксеночка? Дай я тебя чем-набудь попою! Ишь, видн продуло тебя у пролуби! Но холодный и далекий взгляд Ксении приковал ее к месту, она замол­ чала. А про себя подумала, что с девкой опять стряслось что-то неладное, от чего не помогает ни богородицына травка, ни девятильиик, ни все искусство Парамонихи. 23. Город, пути и деревни переплетаются в судьбе людей. И еще реки. Город обнят двумя реками, которые скованы теперь льдами и молчат. На запад и восток тянутся стальные колеи дорог. Обложенные снегом, еще крепким и обильным и укрепляемым сорока утренниками, дремлют деревни. Отгородились старыми поскотинами от чужой, от новой жизни и дремлют. И где-то в городе,— а, может быть, в пути,— затерялся Павел, пришед­ ший однажды в страдовую пору и потом оторвавшийся, сгинувший. Где-то з а ­ терялся, словно и не было человека. Но след его остался. Осталось острое и больное воспоминание о нем. И, быть может, сам он тоже унес в себе неизгладимую память о деревне, ко ­ торая была для него приютом на короткое время, о женщине, хорошо и не­ забываемо встретившей его, о днях, связанных с этой женщиной и этой деревнею. След его остался. И о нем вспоминают люди, для которых он чужд и неизвестен. О нем упоминает в своем письме к Вере Алексеевне Коврижкин. Она узнает нехитростную историю Ксении, узнает о том, как прошел через недавние дни этой женщины Павел, бывший белогвардеец. Она пони­