Сибирские огни, 1927, № 4

— И-и, девонька! Нонче разве этак-то?! Да и прежде. Монастырь для бабы, которая еще ребят таскать в силе, не сладость!.. У баб заплетаются; нескончаемые рассуждения О1женской доле, О1путях, которые вели в монастырь, о том, что при хорошем муже ни в какой мона­ стырь, будь он святой, распросвятой, никто никогда не уходил. Бабы в этих рассуждениях забывают даже про Ксению, но во-время спохватываются и воз­ вращаются к ней, к ее судьбе. Они уже властно' и непрошенно распоряжают­ ся ею. Они перебирают в памяти всех вдовцов, многодетных и пожилых, со всей волости, они примеривают их к Ксении, одобряют одного, хулят другого, ищут получше, спорят об их качествах, об их зажиточности, хозяйственно­ сти, хозяйствах. Вместе со всеми горячо и деловито спорит и горячится Арина Васильев­ на. Возбужденная идет она домой, когда бабы кончают, наконец, беседу. И дома молча, тая в себе внове выпестованную мысль, загадочно поглядывает на Ксению. Ксения ничего не замечает, ничего не слышит, ни о чем не знает. Ксе­ ния пребывает в каком-то отрешенном от действительности состоянии. Ей легко, словно освободилась она от тяжелой ноши, которая давила ее и обесси­ ливала. Это состояние пришло к ней после того, как она, послушавшись советов Сосипатра, постаралась ни о чем не думать— и молиться. Ее молитва не была похожа на те, что произносятся в церквах и которыми полон был монах, она молилась по-своему. В каком-то болезненном экстазе останавливалась пред темною иконою и, слабо шевеля губами, что-то неслышно шептала. Так про­ стаивала она долго, порою возбуждая в крестной беспокойство. Но если бы Арина Васильевна как-нибудь ночью проснулась и подошла бы к Ксении, ее беспокойство перешло бы в острую тревогу. По ночам Ксения не спала. Она лежала с открытым глазом, вся застыв, оцепенев, без вздоха, без движения. Лежала без сна, к чему-то прислушиваясь, чего-то ожидая... 18. Сорок утренников идут отмеренной чередой. До полудня жгуч и сердит мороз. К полудню солнце набирается крепости, пылает бледным, но оживаю­ щим огнем, радостно тревожит предчувствием медленно приближающейся от ­ тепели. На увалах, на угорах, на открытых местах снег поблескивает зернью мелких искорок: на увалах, на угорах, на открытых местах нарастает и твер­ деет наст. Сорок утренников защищают отступление сдавшейся зимы. Вот уже но­ сятся неуловимые признаки ее конца: беспокойней стал скот, уставший в тес­ ноте дворов и стаек, насторожились, вслушиваются во что-то собаки, острым и беспричинным лаем встречающие утро. У прорубей на Белой реке дольше задерживаются в беседах сошедшиеся за водою девки и бабы. И дым над кры­ шами не так густ и бел, как прежде. Пожалуй, пора уж готовиться к весне. И кой-где по завозням, по под- навесам звонко' стучит топор, кой-где з а избами возятся с ободьями или со скатами колес хозяйственные, запасливые мужики. Арина Васильевна щурит глаза на помолодевшее солнце и соображает: — Неужто и нынче брать в дом работника, чужого человека? После бабьих разговоров, после горячих советов со всех сторон запало ей прочно в голову: надо, непременно надо Ксении мужиком обзаводиться. Мысль э т а томит ее, и однажды, не сдержавшись, Арина Васильевна начинает серьезный разговор с Ксенией.