Сибирские огни, 1927, № 4
—Вы тоже Гатчинской школы? —Нет-с, я, знаете ли, нигде не учился. — А как же вы начали летать? Эц подумал, что удастся кое-что разузнать о большевистской под готовке. — Я?—сказал Елтышев.— Ну, не пожелал бы я вам т ак начинать! Елтышев проглотил свое пиво, дососал сигару. Ему надоело молчать. Он ухватился за случай рассказать иностранцу знаменитую свою историю. —Я ведь и з механиков, вы знаете?-—придвинулся он к Эцу...— А слу чилось это на фронте гражданской войны. Только что я устроился по-хороше му, в городе Омске, и завел бабу. Ну, как же! Чехи, учредилка, эс-эры: боль шевики, мол, немцам продались, надо воевать. Служил я сначала ничего. Все равно, думаю, советской власти крышка: где же выдержать против всей з а границы! Но тут об'явился Колчак, поперли на фронт вместо чехов. Те но ровят назад, об’ясняют: будет, повоевали, деритесь за свое генеральское де ло сами. И вот, вижу я, хоть и не партийный я тогда был, я с 20 году, но все- таки, понимаете, рабочий человек... Вижу, прут наши вперед; а войска эти, всех наций, только наш сибирский хлеб лопают, толкутся по станциям, да ко со посматривают друг на друга. Наверно, не поделились. Мужики их по тылам бьют. Ну, словом, вижу: либо я настоящий белогвардеец и нет на меня такой поганой пули, либо должен я выявить, кто я есть. А давно уж я присматри вался к одному фарману. Смирная такая машина. Летать давно хотелось. Только офицерье, простите, подобралось у нас хуже, чем в царской. Рабо таешь, подойдет полковник Шехов, начальник наш, ткнет сапогом легонько: «А ну-ка,—скажет ,—смажь, Иван, касторкой». Э, да что вспоминать лихое время! Словом, я и надумал. Стояли мы тогда на Тоболе, близ позиций. Вы брал я день пояснее, к вечеру. Завел мотор. Никто не подошел, полагают, что пробую. Сел я з а рули. Сколько ра з видел, как и что, а никак не могу успокоиться. Прибавляю газ по одному зубцу, и вдруг, чувствую,—сдвинул ся. Эх, думаю, все равно,—дал сразу полный. Катился я много лишнего и уж не знаю, как взял на себя рычаг. Лечу. Прямо лечу, боюсь пошевелиться; но вижу, что лечу правильно, на фронт. Через полчаса все кончится и буду я в другом лагере. Уж увидел я большевистские окопчики и тогда, как раз на ли нии,—бац! Внизу взрыв, а я всего метров на 50 лечу. Бац еще, бац, бац! Взглянул я тут кверху и, т ак и есть, сразу узнал ньюпор капитана Ярыгина, хоть шел он надо мной едва приметно. Поднялась, конечно, стрельба. Ну, ви жу, продырявили мне крылья, и тут, со страху, я прямо-таки моментально снизился. Хорошо, степи в тех местах ровнейшие. Попрыгал козлом и оста новился совершенно целый. И ньюпора нет. Стало мне очень, понимаете ли, радостно. Отстегнулся я и пошел навстречу товарищам: нате,—мол,— дарю Республике самолет. Те ко мне бегом, с винтовками, как полагается, и пер вый же— раз в морду. «Ты,— говорю,— что делаешь?»—и т ак далее. «Я, мож но сказать , от белых бежал». «А,»— говорит, и т а к далее,— «а бомбы кто бросал?».—«Ослеп»,— говорю,— «это капитан Ярыгин с ньюпора в меня це лил». Тут подходит военный постройнее.— Не заливайте мол, гражданин, не ослепли: был один самолет, а другого не видели и не слышали, а бомбы па дали в точности. И, продолжает сразу, что нечего, мол, нам с вами каните литься и сейчас мы вас стрельнем и будет вскорости, вместо меня, ровное ме сто. Начал было я опять рассказывать, что и как . Тут опять все загалдели и винтовки налаживают. И вижу я, в самом деле расстреляют. Такое меня тут зло взяло и обида, что вот, что перенес, а смерть от своих же приму. Даже слезы со зла вышли, честное слово!— «Расстреливайте и т а к далее»,— кри чу,— «Стреляйте в рабочую, к ак говорится, грудь!..— Ну, словом, сказал я
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2