Сибирские огни, 1927, № 1
восходящего к свету юноши, как на берегу моря, только взор его был открыт и он не закрывал лица от солнца. Я помнил о жизни страшной планетки и все не мог решить: сейчас мне сказать о ней или подождать?— «Риэль! Риэль! Ри- эль!»— слышал я эхо толпы. Где-то высоко над нами скрестились колебания токов и запели, рассыпаясь страстным гимном Сторы. Стора— девушка, отдавшая свою жизнь ради крупицы знания. Этот по- лу-легендарный эпизод тоже связан с именем Неатна. Не помню, для чего ему понадобилось наблюдать живое, бьющееся, человеческое сердце. Стора со гласилась на этот опыт и не перенесла его. С тех пор ее имя стало торжествен ным символом, и почитание ее превратилось в культ... Мы шли наверное полчаса по невидимой голубой глади; легкое и гранди озное здание заполнило мой кругозор. Я смотрел вниз и видел Дворец Мечты опрокинутым, как в телескопе. Сумрачный вход казался узким в лучевых вер тикалях, но может быть более ста человек в ряд вошли, не потеснившись, в громадное ограниченное пространство, где каждый звук замирал в отдалении. В голубоватом тумане, как вершины в голубой чистоте и свежести неба, ра створялся зеркальный свод и там еще громче длился зов гимна. Везилет встал у ног статуи Сторы, поднимавшей к своду свое Рубиновое Сердце. Он говорил о красоте творческих стремлений, о том, как они зарождались на заре чело вечества, сначала случайными вспышками, сначала в играх дикаря или ради его жестоких нужд и, наконец, разгорелись в пожар независимой страсти, приведшей нас к величию. Он говорил о страданиях, так хорошо известных всем нам— они были неисчислимы и все-таки бессильны,— о желанных страда ниях творчества и прославлял даже отречение от радостей жизни, если так велит возвышение... Он говорил только давно знакомые фразы, но.они звуча ли во мне, подобно гимну Сторы... На черном камне мелькнули слова древней клятвы Неатна — — «...если бы даже ангелы преградили ваш путь— не смущайтесь, ибо истин но говорю вам, будете тогда, как боги!».., Везилет опустил на мои плечи нить черных жемчужин с Рубиновым Сердцем и потом все подходили ко мне и говорили о любви, наполняющей сознание... Этот день был очень утомителен для меня. Я долго стоял перед экраном, меня хотели видеть во всех городах, я слушал длинные приветствия и говорил одно и то же, смотря на мелькавшие лица. Гонгури оставила меня. Тогда, ка жется, в первый раз в эти годы, я вспомнил о Рунут, о Сэа, о светлом спокой ствии Танабези. Я вызвал Рунут и попросил ждать меня в нашем старом саду, у здания моей детской школы. Я поднялся высоко и летел омытый теплыми жесткими струями урага на, радуясь, что жизнь так далеко от меня. Я был болен. Мне казалось, что не онтэитный пояс, а хаос возносящих экстазов Сторы несёт меня в небе. Вдруг, за хребтом порфировых гор Лоэ-Лэлё, на зеленом плоскогорье, у подкаменной речки, я увидел людской рой. В толпе поднимались десять гро мадных межпланетных кораблей. Я вернулся; но прежде чем передвинуть диа фрагму изолятора на падение, я снял черный жемчуг с рубином. Внизу было торжество более громкое, чем избрание Ороэ; но я ничего не знал; в послед нее время я совсем не слушал газет. Странный старик стоял на нижней лестни це и не говорил, а кричал, грозя кулаком в небо. И вся толпа была возбужден ной. Я спустился, спросил. Трое обернулись. Кто-то седой ответил, точно от махнулся от насекомого: «Здесь не до мальчишек». Груоостъ всегда казалась
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2