Сибирские огни, 1927, № 1

ний, медленно копошились такие же голые существа, едва способные двигать­ ся: они были слишком толсты. Несомненно, это была лечебница для ожирев­ ших. Они лежали на солнце, вытапливая сало, и читали курьезные бумажные газеты с десятками страниц. Один из них— белый и страшный урод— одолел, кажется, все это огромное сочинение с начала до конца. Там, наряду с ри­ сунками разных яств, я видел снимок с того света— с голодных у дверей. Тол ­ стяк прочел газету, отложил в сторону и повернулся на другой бок. Он был спокоен... мистически спокоен!.. —- Страна моей Гснгури! Митч, ты докажешь мне, что это только сон, а вот Земля существует несомненно! — Нет,— завыл я,— нет, я не покажу этого Везилету! Мне было стыдно, что в моей комнате я нашел такую дрянь. Я быстро встал и опять захотел выбросить Голубой Шар, ставший со­ всем тусклым при свете начинающегося дня, но мой взор скользнул по моей комнате, по различным обыкновенным предметам, и я быстро успокоился. Я даже улыбнулся. Так в детстве, после испуга, мы бросаем последний презри­ тельный взгляд в темный угол, где, вместо почудившегося призрака, было гряз­ ное белье... Я в последний раз взглянул на Землю. Внизу волновалось беспредельное поле злаков. Я смотрел на золотые волны, обещавшие новую жизнь, и мой мозг очищался от раздражения и невечиых мыслей. Мне вспомнились другие волны, неизобразимое смятение текучих людских масс на улицах удивитель­ ного города, хтранно многолюдного центра среди пустынных северных равнин. Тогда я не понимал отдельных поступков, но общий смысл творимой жизни был мне ясен... Я знал судьбы этих порывов. Все было открыто мне. Может быть, я заразился чем-то от Земли, но я уже без содрогания вспоминал алые пятна на белом снегу и радостные лица идущих мимо мертвых. «Иногда течет много крови, иногда меньше». Прошли века, настало время другим расам пля­ сать под скрипку мишурной смерти. Снова загорелись костры и запахло чело­ веческим мясом. Но ураганы проходят. Являются гении. Мир становится пре­ красным... И вот я снова изнываю в своем величии и своем ничтожестве! И предо мной, неизменно, везде, одна и та же Бесконечность, грозная, как старин­ ный бог... Жизнь! Вот целую ночь я жил другой жизнью, но разве она не «одна во всем», как говорит Везилет? Я был царем и, томимый скукой, убивал проклинавших меня, потому что я был мудр и думал о величии, непонятном звериному народу. Я был рабом и мне ничего не надо было, кроме маленького клочка пахотной земли, но воины царя врывались в мой дом, насиловали моих жен, уводили с собой и я проходил тысячи мер, убивал и мучил, повинуясь враждебной воле, и сам мучился or постоянного ужаса. Я был избранником народа и казнил деспотов и вождей черни, и толпа ликовала вокруг их виселиц. Я был преступником, мне вырывали ноздри и приковывали к огромному веслу, и я должен был двигать его взад и вперед все дни моей жизни. Если я останавливался, плеть надсмотрщика вре­ залась в мою спину, и снова я напрягал разорванные мускулы, пока мой труп не выбрасывали в море. И кем бы я ни был— убийцей или пророком, во мне осуществлялась одна и та же бесконечная Жчень. Иногда я возмущался против нее и не хотел иг ­ рать роли, какую она мне предназначала, я уничтожал ее, но все-таки любил и